Вениамин Рудов - Временно исполняющий

— При чем здесь машина?

— Я принес еду, потому что завтракать пора. А о машине говорю по одной простой причине — ваш шофер не догадался припасти в отряде горючего. Сейчас подниму прапорщика, и он заправит. А вы пока подкрепитесь, Юрий Васильевич, на дорожку не помешает, мало ли что. И не смотрите на меня так: не взятку же даю. Не съедите — только обидите, — на ходу произнес Мелешко.

Суров пил молоко, закусывал домашним пирогом, но не ощущал вкуса еды. Представил, как Иван Васильевич пес все это через двор, как, наверное, чертыхался, открывая дверь, как проходил мимо дежурного и солдат, скорее всего думавших в эту минуту о нем: «Выслуживается! Подхалимничает!» И сердце Сурова сжалось от жалости.

Садясь в машину, Суров простился с майором и напомнил о предложении.

— Подумаю, — спокойно ответил Мелешко. — Посоветуюсь с Егоровной.

Уставший, Суров возвратился домой, не заезжая в отряд. Приехал в девятом часу, зная, что вчера днем вернулась жена, одна, без сына, что в отряде ей дали ключи от квартиры и стараниями Тимофеева помогли перевезти из магазина купленную в тот же день мебель. В квартире царил полный беспорядок. Навалом лежали узлы, чемоданы. На полу громоздились спинки и боковины полированной, в позолоченной росписи громоздкой арабской кровати.

— Вера?

— Е-а-а… — гулко отдалось в квартире.

Предположив, что жена, возможно, с дороги крепко уснула, Суров прошел по комнатам, но Веры нигде не было. Тогда он подумал, что она, возможно, поднялась этажом выше, к соседке, или побежала в гастроном напротив, и принялся наводить порядок. Долго возился со сборкой кровати.

Вера не возвращалась.

«Ладно, — решил. — Пусть ей будет сюрпризом порядок». Однако ему было неприятно, что жена ни свет ни заря где-то ходит, тревожило, что она возвратилась без сына, а возвратись, не позвонила ему на заставу — о приезде он узнал от дежурного.

Суров продолжил уборку квартиры, и если вначале он досадовал, что Веры нет, то сейчас, наоборот, хотел, чтобы она как можно дольше посидела у соседки и возвратилась попозже — хоть и маленький, а все-таки сюрприз.

Суров окончательно уверил себя, что Вера засиделась у Кондратюков, когда неожиданно из боковушки послышалось всхлипывание.

В первый момент Суров вздрогнул, узнав Верин голос, и предположил худшее из того, что могло случиться в ее положении: натаскалась тяжестей.

Вера лежала, завернувшись в ватное одеяло.

— Заяц, что с тобой? — Суров опустился на колени. — Что случилось?!

Она не ответила. Лишь слезинка выскользнула из-под закрытого века.

— Я думал, тебя нет дома, — сказал он, испытав облегчение, и ласково погладил ее по голове. — А ты, оказывается, вот где спряталась. Никогда бы не додумался. — Он притворился, будто не замечает ее слез. — Ну, что будем делать?

— Я бы хотела сейчас побыть одна. Здесь.

— Зачем?

— Мне так хочется, Юра. Сама не знаю, почему испортилось настроение.

— Из-за кровати, может быть? Если из-за нее, так шут с ней. Пусть будет арабская.

— Уйди, Юрочка. — Она рывком села. — Побуду немного одна и приду к тебе. Ведь и у тебя бывает желание побыть одному? Правда?

— Очень редко.

— Вот у меня как раз тот самый редкий случай.

Вера с трудом сдерживала рыдания, и Суров, не зная, как лучше поступить, немного постоял рядом с ней. Думал — то ли обнять жену и попытаться успокоить ее, не выясняя причины ее состояния, то ли уйти в другую комнату. Или на улицу.

Вера снова легла.

Суров решительно вышел в прихожую, оделся, зачем-то постучал пальцем по стеклу счетчика, за которым бешено вращался диск с красной полоской, и вышел.

Собрались в кабинете у Тимофеева. Суров рассказывал о своих впечатлениях от поездки по трем заставам. Стояла такая тишина, что временами Сурову казалось, будто он здесь один и сам с собой говорит вслух. Он называл вещи своими именами и как бы возлагал вину за вскрытые в подразделениях недочеты на сидящих здесь офицеров: того же Тимофеева, Лазарева, Кондратюка, секретаря партийной комиссии подполковника Гольманова, седого человека с усталым лицом и вздувшейся от флюса щекой. Обдумывая заключительные слова, Суров сделал паузу. Этого оказалось достаточно, чтобы Кондратюк, пробормотавший нечто вроде «ясно-понятно», попросил разрешения уйти, сославшись на необходимость отправить в подразделения срочную телеграмму. За ним, осторожно ступая, быстро направился к двери Лазарев.

Тимофеев закурил.