Вениамин Рудов - Временно исполняющий

Пока Суров продумывал план своих действий, снова зазвонил телефон. Трубкой завладел Платонов.

— Два пистолетных выстрела за осушительным каналом, — повторил он вслух чьи-то слова. — По внешнюю сторону? — переспросил. — Понятно, по внешнюю. Понятно. У вас все? — Не успел он вернуть трубку на место, как звонки повторились. И снова полковник повторил вслух: — Ружейный выстрел у старой вырубки…

Телефон не умолкал.

В канцелярию ворвалась тревога.

По приказу Сурова за стенами заставы, в кромешной тьме, пришли в движение заслоны и поисковые группы. Они устремились к эпицентру блокированного района, до предела сужая его…

Оставив Платонова одного, не став ему ничего объяснять, Суров покинул заставу. «Уазик» помчал его по занесенной снегом дозорке вдоль смутно маячивших в темноте столбов линии связи. Слабо освещенная одними подфарниками, забитая раскисшим снегом дорога вскоре пошла на подъем, ход машины замедлился, местами она стала зарываться по самые ступицы, и тогда окрестности оглашало надрывным воем перетруженного мотора. Молодой водитель заметно нервничал, без нужды вертел баранку влево и вправо, то пригибаясь к ветровому стеклу, то оглядываясь назад. Он беспрестанно нажимал на педаль акселератора — выжимал газ до отказа.

Сидевший позади Сурова радист, не вытерпев, толкнул шофера в плечо.

— Не газуй, — процедил он сквозь зубы.

Суров не вмешивался. Сейчас, когда исчезла неопределенность и четко вырисовывалась вся обстановка, он испытывал единственное желание — успешно завершить операцию. Что греха таить, ему льстило, что он не позволил сбить себя с толку, без паники провел в жизнь первоначальное решение, не распылял сил и дополнительных средств усиления, хотя на этом настаивал полковник Платонов. Вера в успешное завершение поиска не покидала его и сейчас.

Между тем машина еле ползла. Дорога все сильнее забирала вверх, к тонувшей во мраке вершине безымянной высотки, у подножия которой, за обратным ее скатом, тянулась насыпь заброшенной узкоколейки.

Радиста, видимо, что-то волновало, и, когда Суров, окончательно поняв, что напрасно теряет дорогие минуты, приказал остановиться и выскочил из машины, он тоже спрыгнул на снег, пробормотав нечто похожее на «давно бы так», и зашагал вслед за Суровым.

На воздухе после теплой машины показалось как-то особенно холодно. Ветер дул о прежней силой, норовил сорвать с головы шапку, трепал полы шинели. Зато разметало темные низкие облака, и снег прекратился. По угольно-черному небу неслись белесые клочья разорванных туч, кое-где проклюнулись звезды. Впереди, за обозначившейся маковкой голой высотки, небо заливал багровый полукруг тревожного света, будто занимался пожар — там, далеко за высоткой, вероятно, всходила луна.

Подъем одолели быстрее, чем думали. Радист шел чуть поотстав. Сурову стало нестерпимо жарко, его даже прошиб пот.

В освещенной луной низине на снегу стали заметны насыпь бывшей узкоколейки, темное пятно виадука на ней, пролегший перпендикулярно насыпи осушительный канал, который сверкал при луне талой водой, гигантский валун на подходе к сухому торфянищу, росшие справа от него дуплистые ивы с раскоряченными, как щупальца спрута, уродливыми ветвями. Все эти приметы были необходимы для ориентировки на местности.

Суров остановился, еще раз окинул взглядом заснеженную низину. Рядом с ним застыл радист. Послышалось комариное попискивание рации.

«Да, только они сюда сунутся, — размышлял Суров, продумывая завершающий этап операции, — здесь мы их и накроем».

Поднимаясь над горизонтом, блекла луна, исчезала багровость. Над низиной лился неверный сумеречный свет. Здесь, за обратным скатом высоты, ветер значительно ослабел, но дышал холодом: видно, менялась погода — к морозу. Лучше крепкий мороз, думал Суров, чем слякоть. Сапоги у него промокли, ноги стали мерзнуть. Он сделал было движение, чтобы направиться дальше, вниз, к трем дуплистым ивам, куда минут через двадцать, а может, и через полчаса подтянутся поисковые группы; оттуда будет удобнее руководить операцией. Однако его остановили донесенные порывом ветра непонятные звуки — словно через кустарник продирался сохатый или шел напролом другой крупный зверь. Звуки исчезли. Снова стало тихо. Лишь в бурьяне за спиной поскуливал ветер. Было слышно и дыхание стоявшего рядом солдата с рацией. Он, видно, тоже уловил хруст валежника.

Суров твердо знал — поблизости никаких кустов быть не может: пять лет назад, еще когда он командовал этой заставой, мелиораторы свели всю растительность, а выкорчеванный хмызняк и росший островками чахлый березнячок свалили в овраг у валуна.