Вениамин Рудов - Временно исполняющий

Семь дней Павел Андреевич наслаждался санаторным бездельем. На восьмой заскучал. Потянуло в отряд, на границу. Вот если бы самочувствие было получше, обязательно укатил бы, но, как назло, боль внизу живота справа не прекращалась. Правда, и это не остановило бы Павла Андреевича, но вот жене обязательно нужно было подлечиться.

Беспокойство за положение дел в отряде вынудило Павла Андреевича добиться разрешения позвонить туда.

Прошло с полминуты, прежде чем отозвался оперативный дежурный. Это молчание в трубке показалось Павлу Андреевичу непростительно долгим. Отругав как следует дежурного, выяснив обстановку и узнав, что Суров находится уже на второй, Павел Андреевич с трудом сдержал негодование.

— Что, интересно, он там забыл?

— Кто? — не понял дежурный.

Вовремя спохватившись, Павел Андреевич не очень дипломатично перевел разговор на начальника политического отдела.

— Тимофеев где, спрашиваю?

— Был у себя, товарищ полковник.

— Пригласите его к аппарату.

Теперь пришлось ждать по-настоящему долго — минут пять, не меньше, и, когда наконец Геннадий Михайлович, запыхавшись от быстрой ходьбы, взял трубку, Павел Андреевич не знал, что и подумать. Представлялось всякое и, разумеется, худшее, что могло произойти в его отсутствие.

— Слушаю вас, здравия желаю, — произнес Тимофеев. — Что, не отдыхается?

— Здравствуй, — буркнул Павел Андреевич. — Рад бы в рай, да душа болит. Не до отдыха. Как там у вас дела?

— Как положено.

— Это не ответ! Там все в порядке?

— Где?

— У Пестрака.

— Нормально.

— А чего Суров туда укатил? Дел у него, что ли, других нет? Ты ему еще раз от моего имени передай: нечего гастролировать. Я ему поручил разобраться с Мелешко. Он разобрался?

— Насколько мне известно — еще не полностью, — осторожно ответил Тимофеев после паузы.

— Так все же — для какой надобности он выехал к Пестраку? Ты ведь знаешь, почему я беспокоюсь.

Тимофеев конечно же знал, что на участке третьей заставы в довоенное время было немало попыток переброски службой абвера своей агентуры в Советский Союз. С недавних пор обнаружились некоторые свидетельства того, что к бывшей переправе проявляет интерес спецслужба одного государства.

— Не то, что вы думаете, — ответил Тимофеев.

— Перестань, Геннадий Михайлович, тень наводить. Почему он там?

— Вдвоем с Лазаревым они там. Форсируют ремонт. Батареи отопления до сих пор не задействованы.

— Так что — они сами батареи меняют?

— Зачем же. С «объекта» временно сняли строителей.

У Карпова от негодования сдавило горло.

— Ну-ну! Молодцы! Чем еще меня порадуете? Какие новостишки подбросите?

— Больше никаких. Да, Суров просил не давать ходу рапорту Духарева. Я его поддерживаю. Разумеется, мы без вашего согласия решения не примем, Павел Андреевич. Но я думаю, что вы не будете против.

Когда Карпов выходил из себя, ему нужно было каким-нибудь физическим действием снять с себя груз отрицательных эмоций: стукнуть кулаком по собственной коленке или сжать пальцы с такой силой, что ногти впивались в ладони. В последнее время он особенно чувствовал, что нервы у него стали сдавать. Чтобы не сорваться, он изо всей силы сжал трубку телефонного аппарата.

— Послушай, — сказал он тихим голосом. — Передай Сурову вот еще что: пусть прекратит самодеятельность. Он еще не начальник отряда, он меня замещает, меня. Пусть этого не забывает.

— Хорошо, Павел Андреевич, — отозвался со вздохом Тимофеев. — Передам.

На том разговор и закончился. Выйдя к ожидавшей его на воздухе жене, он уже принял решение немедленно возвращаться в отряд. «Помощнички! Таким доверься — по миру пустят. Не расхлебаешь потом. Оба — чужие, без году неделя в отряде…»

— Что случилось? — с тревогой спросила Анфиса Сергеевна, увидев разволновавшегося мужа.

Павел Андреевич подробно пересказал ей свой разговор с Тимофеевым, добавив, что ему следует немедленно возвращаться в отряд.

— Пойдем собираться, — сказал он и направился к парку.

— Темно уже. Через парк неприятно идти.

Анфиса Сергеевна была, конечно, против немедленного возвращения в отряд и, предлагая идти в санаторий по дальней дороге, рассчитывала переубедить мужа.

— Да ничего страшного, — сказал с усмешкой Павел Андреевич. — Я ведь как-никак пограничник.

Некоторое время шли молча. Наконец он решился:

— Почему ты против?

Анфиса Сергеевна искоса посмотрела на мужа: