Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

— А помнишь, дружище, как ты любил повторять слова мудрецов о том, что, когда идешь к определенной цели, на пути всегда попадаются собаки, кидающиеся в ноги, норовящие куснуть побольнее. Но ты не должен останавливаться и нагибаться за камнем, ибо потеряешь время и не придешь к цели в свой срок. Надо только пинком ноги отбросить собак в сторону. Чтобы святое дело твое осталось в чистоте, как опрятная комната, выходящая окнами на солнечную сторону…

Салимхан Абиди усмехнулся и пожал плечами. Да, было время, когда его любили друзья и с ним считались даже видные селекционеры! А сейчас? Какие-то людишки, величиной с букашку, норовят ущипнуть исподтишка. Эх, и времена пошли. Прежде, бывало, к своим наставникам относились с благоговением. Домулла скажет на белое черное, ученик вторит: «Черное…»

— Ты прав, конечно… — задумчиво проговорил профессор. — И все же если тебе кто-нибудь собирается причинить зло, то опасайся. Ведь даже оса может выбрать момент и причинить тебе боль. — Он сощурился и посмотрел на собеседника, гадая, дошел ли до того смысл его слов. И многозначительно добавил: — И ведь даже маленькая щель может погубить целый корабль. По жизни следует ступать осторожно и с оглядкой. Людей, которые говорят о вас дурное, лучше обходить сторонкой. А тем, кто рычит на вас, следует подбросить косточку, да и пройти себе мимо…

— Тебе-то, друг, опасаться некого. Ты силен, стоишь на ногах крепко. Какой дурак рискнет вступить с тобой в борьбу?

— А ты не знаешь притчу о золотистой мухе? — хитро прищурился домулла. — Оказывается, и в самом деле существует такая муха. Так вот, она подлетает к лягушке и начинает кружиться, назойливо жужжать около самой ее морды. Лягушка подсекает ее языком и с удовольствием проглатывает. А мухе того и надо. В брюхе лягушки она откладывает тысячи яичек, и лягушка в конце концов гибнет… Вот таких «золотистых мух» я боюсь пуще всего…

Некоторые сотрудники, давно работавшие с Абиди, знали, что он когда-то давно, являясь еще только простым научным сотрудником, очень завидовал одному профессору. Друзьям его надо отдать должное — они ни разу не напомнили ему об этом. Однако Абиди сам иногда, ударившись в воспоминания, говорил о былых временах и о профессоре, который «не шевелил даже пальцем, не то что мозгами, а деньги сами собой текли к нему рекой». Те, кто некогда знал того профессора, видели, как нынче Салимхан Абиди стал похож на своего предшественника. Словно бы подражая ему, отпустил точь-в-точь такой же круглый живот, а на мясистый нос водрузил такие же самые очки в толстой роговой оправе. И даже лысеть домулла начал, как тот ученый, не достигнув еще сорока лет. Расчесывая оставшиеся на затылке и висках мягкие волнистые волосы, он смачивал их «Шипром», как это делал тот профессор.

Как бы то ни было, а Салимхан Абиди всегда ходил с туго набитым желтым портфелем, в кармане которого всегда хранился про запас флакончик «Шипра».

Домулла с молодости отличался аккуратностью. Он всегда при себе имел два больших носовых платка. Один — чтобы утирать при надобности нос, а после жирной еды и рот; другой платок предназначался, чтобы вытирать ладони, если приходилось здороваться за руку с малознакомым человеком. По окончании разговора он тут же отправлялся в туалет и мыл руки с мылом. Впрочем, дверь в туалет он тоже открывал, берясь за ручку этим самым платком.

У себя дома Салимхан Абиди завел маленькую жесткую щетку, которая всегда находилась на умывальнике рядом с душистым мылом. Обильно намыливая эту щетку, он каждый вечер тер ею руки. Этому он научился у одного своего приятеля-хирурга. Того же самого он требовал и от своих домочадцев, заверяя, что это, во-первых, гигиенично, а во-вторых, прекрасно массирует кожу.

Однажды сослуживцы застали домуллу за странным занятием. Наклонившись над раковиной, он усердно натирал лицо маленькой хирургической щеткой, шумно втягивал в ноздри мыльную воду и звучно сморкался. Сослуживцы подивились и спросили, зачем домулла это делает. Оказывается, по пути в институт домулла повстречал своего старого дружка-приятеля, с которым жили когда-то на одной улице. Они обнялись. Потом долго трясли друг другу руки, расспрашивая о житье-бытье, о здоровье родных, близких и знакомых. Усевшись на скамейку в тени молодого тополька, стали делиться воспоминаниями, говорить о делах. Дружок-приятель сообщил, что недавно выписался из больницы: невесть откуда прицепилась желтуха и надолго свалила его в постель.