Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Эркин хотел сказать еще что-то, Барчин перебила:

— Вы опять о том же… Я вас очень прошу к этому разговору никогда больше не возвращаться…

Эркин встал и, не промолвив больше ни слова, вышел.

Арслан не находил себе места. Только работа на время заглушала боль. Все эти дни Арслан был поглощен райисполкомовскими делами. Нередко с собрания спешил на стройку завода, с завода в микрорайон, где возводится жилой массив. Надо еще побывать и в махаллях, поговорить с людьми. А для того, чтобы привести в порядок бумаги, оставался только вечер, и Арслан задерживался в райисполкоме дотемна. Зачем спешить домой? Никто теперь его не ждет. Несколько раз Арслан даже оставался ночевать в своем кабинете, расположившись на диване. Иногда, придя домой, даже не зажигал свет. К чему он, если в самой душе так темно, что не посветлеет, хоть зажги в ней свечку…

Иногда на совещаниях он видится с Маратом. Они сухо здороваются, просто как знакомые. Арслан избегает разговора с ним. Боится услышать упреки… А в чем он, Арслан, виноват? Он никогда и словом не упрекнул ни в чем Барчин. Мать сказала что-то? Но ведь он просил ее не вмешиваться в его личную жизнь. А мать расплакалась, попрекая сына, что Барчин ему дороже матери.

Зять, отбыв срок наказания, вернулся. Кажется, образумился. Живут с Сабохат в мире и согласии. Устроился в Союзпечать — торгует в киоске газетами, журналами. Сестра как-то заметила в шутку:

— Я говорю Махсуму-ака: «Пойдите к моему братцу, просите его — он найдет для вас место получше». А он отмахивается: мне, мол, и это место сойдет, Арсланджану не с руки такими делами заниматься…

Арслан понял намек сестры и сказал зятю, что, если нужна его помощь, пусть не стесняется, говорит, он поможет. Кизил Махсум коротко ответил:

— Рахмат, укаджан, дела мои сейчас неплохи.

Разговор зашел о Мусавате Кари. Мать, вздохнув, сочувственно заметила:

— Да, бедняга пострадал ни за что.

— Что? — удивился Арслан. — Кто это вам сказал?

— Все в нашей махалле об этом говорят. Кари-ака сам говорил. За то, что его произвели в хаджи, срок получил. Зашел бы ты, сынок, навестил старика. Несколько дней назад он, бедняга, собрал у себя махаллинцев, дальних и близких родственников, и дал в честь их угощение. И за тобой человека присылал, да я занемогла в тот день и не смогла к тебе пойти, чтобы передать приглашение. Зайди к нему, сынок, соверши богоугодное дело…

Арслан усмехнулся, подумав о том, что аферист пытается играть роль великомученика. До него несколько раз доходили подобные слухи, но он не придавал им значения. Кто-то даже сказал, что Мусават Кари собирается отомстить Нишану-ака и Баймату. «Теперь в тюрьму сядут те, кто посадил меня!» — заявил он как-то, зайдя в чайхану и усадив рядом с собой Алимухаммеда, вместе с которым сидел в тюрьме.

«Да, наверно, он недаром подружился с этим громилой Алимухаммедом, — подумал Арслан. — Мусават Кари не из тех, кто бросает слова на ветер…»

Как-то сидел Арслан в своем кабинете и с заведующим райкомхоза Абдурасуловым подсчитывал, сколько леса, цемента, извести они могут выделить семьям погибших на войне фронтовиков для ремонта домов. Зашла Зейтуна. Принесла на подпись бумаги и как бы между прочим сказала, что пришел какой-то родственник Арслана и ждет в приемной. «Что же это за родственник?» — удивился Арслан и сказал девушке-секретарю:

— Сейчас мы закончим разговор, и пусть заходит.

Зейтуна кивнула и вышла.

Через некоторое время, едва Абдурасулов, выходя, закрыл за собой дверь, на пороге появился лысый человек низенького роста, с выпученными зеленоватыми глазами.

— Ассалам алейку-у-ум! — поклонился посетитель.

— Ва-алейкум ассалам! — Арслан вышел из-за стола, поздоровался с ним за руку.

— Вы не узнаете меня? Когда-то вы называли меня не иначе, как дядей. Поздравляю вас, племянник, с высокой должностью! — сказал он, ощерив щербатый рот в улыбке и задержав руку Арслана в своей потной, липкой ладони.

— Добро пожаловать! Садитесь! Как вы себя чувствуете? Все ли здоровы у вас дома? Как поживает Атамулла?

— Слава аллаху, все здоровы, благоденствуем.

Мусават Кари сел на диван, кивая головой и приглядываясь к Арслану, надеясь заметить на его лице признаки растерянности или испуга. Тот был спокоен.

— Чем обязаны вашему приходу? — спросил Арслан, опускаясь в свое кресло и тоже внимательно всматриваясь в посетителя.