Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Опять перед глазами возникла Барчин. Радостная, сияющая. «Арслан-ака, вы очень понравились моей маме! — сказала она. — Мама считает, что вы серьезный и разумный парень…»

Арслана отвлек от мыслей шум, донесшийся от котла, под которым дотлевали последние уголья. Вали-аждар [53] Аждар — дракон. , настолько круглый и упитанный, что с трудом затягивал ремень на животе, заспорил с Аличипхуром, что может съесть целый таз нарына. Кизил Махсум, осклабясь, подошел к дружкам. Он смекнул, что ему представляется случай еще разок развеселить гостей.

— Если съешь таз нарына, — сказал Кизил Махсум так громко, чтобы слышали все, — то можешь увести с собой вон того барана, привязанного под навесом. Еще и чапан накину на тебя в придачу.

При этих словах Чиранчик-палван азартно зааплодировал и закричал, улюлюкая:

— Жри, Аждар! Соглашайся! Все сожри!..

— Проглоти, братец Аждар, дабы оправдать свое имя! Корыто нарына ведь пустяк для тебя? — подал голос Хайитбай-аксакал.

— И сожру! Вы, хозяин, не откажетесь от своего слова, а?

— Отказавшемуся — позор! — притопнул ногой Кизил Махсум.

— Вай, я же свидетель! — сказал Чиранчик-палван, стоявший засучив рукава и поглаживая живот, будто сам собирался съесть корыто нарына. — Ну, а если лопнешь, не придется ли нам отвечать?

— Н-не придется!

— Засучи рукава и возьми ложку, мой богатырь Аждар! — сказал подошедший Хайитбай-аксакал и, обернувшись к гостям, бросил: — Э, не бойтесь, не впервой этому молодцу стрескать столько!

— Я уж отойду в сторонку, а то невзначай и меня проглотит, — проговорил Аличипхур, отступая на несколько шагов. — А вы еще потешаетесь какими-то аския. Вот кто мастак зрелище устраивать!

— Только условие, — сказал Аждар. — Когда съем нарын из этого медного таза, спущусь в хауз, не сочтите это за прегрешение.

— Валяй! Договорились! — произнес Кизил Махсум.

Вали-аждар опустился на колени перед громадным медным тазом и, хватая нарын пригоршнями, стал совать в рот. По подбородку и от кистей рук до локтей стекал жир, и ему приходилось слизывать его языком. Пихая за обе щеки, он торопливо жевал, а иногда проглатывал и не разжевывая. Живот его, казалось, прямо на глазах раздувался все больше и больше, как резиновый. Его обступила кричащая, смеющаяся, улюлюкающая толпа. Аличипхур ехидно приговаривал, осклабясь:

— Бери, мой миленький Аждар, глотай. Приятного тебе аппетита…

Хайитбай-аксакал, стоявший покачиваясь и раскорячив ослабшие ноги, шепнул Нишану-ака:

— Появись четыре таких дива, и весь мир проглотят.

И тут же, обернувшись, обратился к Мусавату Кари:

— Домляджан, у вас вызывают неприязнь те, кто говорит «пажалиста». А про этого что скажете?

— Лаббай?

— Для ученых людей дел много под нашим небом, — продолжал Хайитбай-аксакал. — Мы выращиваем в поле хлопок, на своих огородах сажаем дыни, арбузы — так и пройдем через этот мир. А вы, мулла, должны воспитывать вот таких. Глядите, каков он! Какое ему дело до нации и ваших споров! Ему бы только поесть, попить да поспать. Человек ли это?..

Не прошло и получаса — медный таз оказался пустым. Оставшийся на дне его бульон Вали-аждар вычерпал пиалой и выпил. После этого он, пыхтя, тяжело поднялся на толстые короткие ноги, медленно расстегнул пояс, снял брюки и рубашку. Скользя голыми ягодицами по мокрому берегу, соскользнул в хауз и шумно плюхнулся в воду. Некоторое время он, точно огромная дыня, то исчезал, то появлялся на поверхности прозрачной холодной воды. От него расходились круги, и вскоре от распространяющегося жира они заблестели, переливаясь то розовыми, то зеленоватыми оттенками, будто в хауз вылили керосин.

Вали-аждар минут двадцать пребывал в воде. Блестящая пленка жира затянула поверхность всего хауза. Собравшиеся, полагая, что Аждар объелся, забеспокоились, как бы с ним не случилось чего худого. Но вот он медленно подплыл к берегу и протянул руку. Дружок его Аличипхур помог ему выбраться из хауза и усадил на супу. С Аждара на ковер стекала вода. Он сидя, не спеша, натянул портки, надел рубаху, опоясался. Ему протянули пиалушку горячего чая. Он двумя глотками осушил ее и торжествующе посмотрел на Кизил Махсума.

— Бери, баран твой! — сказал тот и направился в дом.

Через несколько минут он вынес чапан и накинул его на плечи Вали-аждара. Затем прошел под навес, отвязал барана и, держа за веревку, притянул его за собой.

— Забирай! — сказал он, бросив конец веревки к ногам Вали-аждара.