Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Из-за поворота, скрытого заснеженными деревьями, показался автобус.

Выйдя у центрального телеграфа, Умид сразу же увидел Хафизу. Сияя от счастья, она спешила ему навстречу. Он тоже сделал попытку улыбнуться, взял ее под руку, и они медленно пошли по заснеженному тротуару. Хафиза была в пальто кофейного цвета. На голове желтый шерстяной платок. Она вышагивала, задумчиво глядя под ноги, словно боялась поскользнуться, и все сильнее прижимала локтем руку Умида. А он упоенно рассказывал о Фергане.

Конечно, она не была там с лета и успела соскучиться. Но сейчас ей хотелось услышать другое.

Умид поведал, на каком высоком уровне прошло совещание, охарактеризовал вкратце тех, кто выступал на нем. Похвастался, что поздоровался за руку с самим секретарем ЦК. Сказал о том, какая милая и ласковая у Хафизы мать и благородный отец и какой забавный любознательный Алишерчик…

Хафиза слушала не перебивая. Она еще не произнесла ни слова с того момента, как они поздоровались. Ждала, что Умид скажет, как скучал по ней. Думала, вот сейчас… Нет, Умид старался не смотреть ей в глаза. Говорил, говорил… А Хафиза уже не слушала. Едва не плача от обиды, искала объяснения… О чем он говорит? Сетует, что много работы и мало времени, ссылается, что «с головой ушел в диссертацию»…

— Что поделаешь, — вздыхал Умид. — Кто собирается стать ученым, должен много работать над собой. Само-усо-вер-шен-ство-ваться!.. Прогулки и прочее пустое времяпровождение следует сократить…

Как бы между прочим, посоветовал Хафизе тоже побольше заниматься. «Ведь медицина — это очень серьезная вещь…»

Хафиза неожиданно остановилась, взяла Умида за руки и внимательно посмотрела в глаза ему, как-то скорбно выгнув брови.

— Я ошиблась, Умид-ака, — тихо произнесла она.

— В чем? — не понял Умид.

— Когда подумала, что вы опять такой же. Вы другой. С вами что-то произошло. Что?

Умид снова взял ее под руку. Девушка послушно зашагала рядом.

— Хафиза, мы с тобой уже взрослые люди, занятые делом. Летом у нас было больше времени. А сейчас — у нас работа. Не сердись, но может статься, мы подолгу не сможем с тобой видеться.

— Говорите уж прямо, вам больше со мной не интересно? Говорите, чего уж там… Вы же привыкли всегда прямо… Ну?..

Умид долго молчал. Мимо сновали прохожие. Он никого не видел. По проезжей части улицы, разбрызгивая талый снег, проносились автомобили, троллейбусы, скрежетали на стрелках трамваи. Он ничего не слышал. И не хотел видеть и слышать. Ему еще никогда не было так тяжело. Отрешенно глядя перед собой, он тихо произнес:

— Как объяснить тебе?.. Не знаю, поймешь ли…

— Я всегда вас понимала…

— Видишь ли, я… Хочу найти свое место в жизни…

— Ну и что же?..

— Когда альпинист взбирается на вершину по отвесной скале, один неосторожный шаг может погубить его… Исполнение моих надежд сейчас зависит не от одного меня, понимаешь?

— Не совсем, Умид-ака.

— Я знал, что ты не поймешь.

Долго шли молча. Потом Хафиза остановилась и, поправляя перчатку, задумчиво сказала:

— Если люди перестают друг друга понимать, значит, конец их дружбе…

Уже который день небо обложено тучами, как клочьями грязной мокрой ваты. Время от времени идет дождь, смывая снег с полей; вода бурными ручейками стекает в ложбины. Старики в этом году предсказывали раннюю весну.

Умиду казалось, что и в институте селекции половина сотрудников отсутствует: сидят все по кабинетам, углубившись в работу, и без особой необходимости не появляются в коридорах — будто и там сверху накрапывает.

Умид закончил писать статью для газеты, под которой домулла обещал приписать и его фамилию. Хотелось закурить, но час назад он выкурил последнюю сигарету. Встал, прошелся из угла в угол, принял боксерскую стойку, провел свою обычную серию ударов. Так-то лучше, подумал он и посмотрел в окно. В тусклом сером свете конвульсивно раскачивались кроны деревьев. Иногда дождь начинал барабанить по стеклам с такой силой, что заглушал треск пишущей машинки, доносящийся из-за стены.

Умид еще раз перечитал написанное, ясно представляя себе пахнущую типографской краской, еще влажную газету, где его фамилия значится рядом с именем известного профессора, и направился к домулле. Того не оказалось на месте. В коридоре повстречался с Шукуром Каримовичем. Директор был в прекрасном расположении духа. Поздоровавшись с Умидом за руку, попросил на минутку зайти к нему.