Сергей Татур - Периферия [сборник]

— Подарки! — возмутился Тулкун. Он очень картинно возмущался. Что-то артистическое просыпалось в нем тогда, и это всех умиляло.

— Тебя обидишь! — шпарил Петрович.

«Синим» продолжало везти (один Ходжиевич называл это умением). Четырехходовка Шавкат — Ходжиевич — Бахром замкнулась на Шухрате, который много двигался, играл напористо и то и дело уходил от опеки защитников. Маннап устремился к нему, но ретивый Шухрат обвел его. Маннап схватил его за трусы и немного приспустил их, но такой мелочью Шухрата было не смутить. Он вбежал-вкатился в ворота вместе с мячом.

— Давим дальше! — наставлял «синих» Ходжиевич.

И тут же отличился Доктор. Никем особенно не опекаемый, не быстрый, но цепко державший мяч, он приблизился почти вплотную, пробил из острого угла, и мяч от ноги Маннапа отскочил в ворота.

— Какой позор! — воскликнул Петрович. — Кому проигрываем! Пора просить пенальти. Я давно не бил пенальти.

— Фигушку вам, а не пенальти, — отмахнулся Виктор-медвежатник.

Но случилось именно то, чего так ждал Петрович. Батыр не стал обводить Жукова, а пробил, целясь в ворота, и мяч скользнув то ли по локтю Жукова, то ли по плечу, ушел за пределы поля.

— Рука! — загорелся Петрович. — Рука в штрафной! Судья, пенальти! Я пробью.

Он сам побежал за мячом.

— Какая вам рука! Ну, вы даете! Отсебятина это, а не рука, — защищался Хабибулла.

— Не было руки, — подтвердил Жуков.

— Я пробью, — повторил Петрович, неся мяч на одиннадцатиметровую отметку и пропуская замечания соперников мимо ушей. Неужели за полторы тысячи игр они не усвоили, что репликами и несогласием его с пути истинного не собьешь?

— Судья! Подтверди, что была рука.

— Была! — заявил Рахим и дал свисток. Когда он судил, он очень старался быть объективным, и иногда это ему удавалось.

— Хлюзда ты, Петрович, — сказал Жуков. — Ну, чего тебе это пенальти? Ты так выиграй.

— Апеллируй к судье! — засмеялся Петрович и нацелился на мяч.

— Ты всех тут заколебал. Не было руки! Опять выиграть хочешь?

— Хочу, товарищ маршал.

Он разбежался и, зыркнув глазами в левый угол, что есть силы пнул по мячу. Валера метнулся, но не успел.

— Не будешь останавливать мяч рукой, — сказал Петрович Жукову.

— Да я и не трогал его! Нужен он мне!

— Не переживай, — сказал Петрович, очень довольный. — Пять — четыре. Право, мы устали побеждать.

— Они по-другому не умеют выигрывать, — сказал Тулкун. — Они из ничего пенальти делают.

— А вам кто мешает?

Побазарили еще, облегчили душу. На скулах Шавката играли желчные желваки. Он показывал на себя пальцем до тех пор, пока Валера-боксер не кинул ему мяч. Тогда он, высвобождая пружину, сидевшую в нем и туго сжатую, обвел Касыма, прикрыл мяч телом от Садыка-«красного», ушел изящным финтом от Виссариона, Чимкентского Шлагбаума, и ринулся к воротам. Разрывая защиту, на ударные позиции выходили Ходжиевич, Бахром, Шухрат. Я кинулся наперерез Шавкату. Я знал, что он резко метнется вправо и пробьет левой. И он метнулся вправо, но так резко, так стремительно и одержимо, что я не успел подставить под удар ногу. Его проход был великолепен, удар — неотразим. Маннап даже не шелохнулся.

— Такие не берутся! — крикнул Ходжиевич и зааплодировал.

— Шавкат, еще один такой сольный проход, и мы будем коллективно рекомендовать вас в основной состав «Пахтакора», — заявил Петрович. — Еще не поздно. Видите, мы отдаем вам должное. А из вас ни один не поздравил меня с красивым голом, забитым с пенальти.

Шавкат, премного довольный, переминался с ноги на ногу. Тулкун кивнул Рахиму, показывая на высокое уже солнце. Долгий свисток был пронзительно резок.

— Ничья: пять — пять! — объявил Рахим. — Игроки жмут друг другу руки, обнимаются и целуются!

Я бежал в раздевалку, довольный. Легко-то как было! Легко, свободно и замечательно. Ради этого ощущения я и приходил сюда. Я приходил сюда, несмотря на то что играл хуже всех и если и забивал голы, так в свои ворота. Тридцать лет назад, в школе, мне даже за команду нашего класса не разрешали выступать.

Мужчины дружно вошли в саунное сухое тепло, в маленькую Сахару. Расселись на полках, словно птичья стая на проводах.

— Пожалели мы вас, правда, Эркин? — сказал Петрович и стал массировать спину Жукову. — Вот кто рукой сыграл, вот кто дал мне право пробить пенальти и показать себя.

— Так ведь не было руки! — засмеялся Жуков.

— Жалуйся знаешь куда? В ООН!

— Еще пять минут, и мы бы выиграли, — сказал Тулкун на полной серьезности. — Как мы давили!