Владимир Комиссаров - Старые долги

— Вы здесь живете, что ли? — неприязненно спросил приезжий, нагоняя.

Машины, разворачиваясь, осветили фарами дорожку к дому. Резкая, непомерно длинная тень от приезжего протянулась к Ирине Георгиевне, будто схватила молча и неосязаемо. Испугавшись почему-то этой тени, она дрогнула на миг и с облегчением услышала:

— Доктор!

Зловещая тень косо и трусливо юркнула в кусты, оставив своего хозяина на расправу доктору Соловьевой. Ей странно было видеть этого человека смущенным.

— А, вы! Ну, что случилось? Зачем вам Билибин?

— Все, доктор, заметано. Вы-то как здесь оказались?

— А я здесь оказалась пять лет назад.

— Ясно. Муж, значит?

— Приятель мужа.

— Ясно.

— Счастливый вы человек: все вам ясно.

Три недели назад она оперировала этого героя, прогнавшего костылем надоевшего всем, а ей больше всех протеже Василия Васильевича. Своего партнера по неудавшейся киносъемке. Своего больного, которого едва не упустила, а затем вернула с того света. Сегодня выписала досрочно, по его просьбе. Провожали его всем отделением. В который раз она подивилась значительности этого незначительного, судя по всему, человека. Утром заходил проститься: «Спасибо. Значит, еще бы день-другой и… Повезло мне — к вам попал».

— Рановато вы разъезжаете, — сказала она сурово.

— Домой, доктор, прямым ходом.

— Да?! Вы вроде приехали Билибину рога ломать.

— Тут вот какая петрушка… Обиделись ребята. Милиция нас остановила: этот ваш Билибин жалобу накатал, обокрали его. Нас подозревает. Вот хотели, значит, сказать ему пару ласковых…

— Нелепость какая-то, — поморщилась Ирина Георгиевна. — Ошибка. Ну, кажется, все выяснили.

— Еще не все, доктор. Помните, обещали подумать? В город наш перебраться?

Ирина Георгиевна с неприязнью окинула взглядом мешковатую в темноте фигуру. Откуда было ему знать, что именно сегодня доктор Соловьева увидела свое настоящее как бы отделенным от прошлого; многое в этом настоящем выглядело совсем иначе, чем прежде, когда оно составляло с прошлым одно целое.

— Я готова! Ну? Поехали! — сказала она, чтобы положить конец раздражавшему ее фарсу, и приготовилась добавить что-нибудь злое, подвести последнюю черту, едва этот самоуверенный и потому неприятный ей сейчас человек смешается от неожиданности.

— Так, — произнес Петрович, ничуть, однако, не смутившись и даже не раздумывая ни секунды. — Вещичек много? За час управимся?

Похоже, выводы он сделал раньше и не сомневался, что докторша в конце концов оценит заманчивое предложение — переехать в его родной Степногорск. Ирина Георгиевна едва не выругалась. Миновав стороной Петровича и отмахнувшись, когда он окликнул ее, вышла на дорогу. За спиной голоса:

— Порядок, Петрович?

— Поехали.

— Больно ты быстро справился. Надо бы его, черта, поутюжить, а ты небось «ай-яй-яй!» и обратно.

— Поехали, ребята, поехали.

— Дамочка с тобой, что ли, ходила?

— Это, ребята, не дамочка. Хирург. Не она — везли бы вы сейчас Петровича в кузове под брезентом. Знаменитый доктор.

— А мы гадаем: чего ты, старый, в больнице вроде как поселился, выписываться не хочешь… Конечно, когда такой доктор. Как королева!

— Точно! Телевидение приезжало, снимали…

Шла Ирина Георгиевна мимо усталая, несчастливая, немолодая и не старалась, не было нужды выглядеть иной — оказалась в королевах. Ясное дело: не она — лежать бы сейчас Петровичу в кузове под брезентом. Это действует на воображение. Ну что ж, королева — тоже должность! Она продолжала прислушиваться к голосам за спиной, но уже взревели моторы, передний грузовик проскочил мимо, посигналив ей прощально.

— Доктор! На минутку!

Из подъехавшего второго грузовика подзывал ее кудрявый худой парень, похожий на Христа, если бы у того вдруг до ушей раздвинулся бы в улыбке рот. Ирина Георгиевна узнала его по голосу: как раз он и назвал ее королевой.

— Доктор, у Петровича точно аппендицит был? Может, рак? Теперь так: говорят аппендицит, а на самом деле рак.

— Не рак, а дурак! — сердито ответила Ирина Георгиевна. — Не у него, у тебя. Здоровый и сидит глубоко!

— Хы! — Парень еще шире раздвинул рот, даже уши назад поехали. — Может, вылечите? Не сердитесь, доктор. Спасибо за Петровича.

Улыбающийся Христос, видно, воткнул сразу третью передачу: грузовик рванулся и тотчас скрылся из глаз.

Ирина Георгиевна в раздумье поглядела на освещенные окна Билибиных. Делать ей здесь было совершенно нечего. Еще со времен их неудачного романа она держалась с Иннокентием отчужденно. Сначала Ирина Георгиевна опасалась, что тот станет упрекать ее или, того хуже, попытается вернуться к прежним отношениям. Некоторые основания у нее были: Иннокентий действительно при виде своей давней любви приходил в возбуждение и норовил, заключив в объятия, пощекотать бородой. Довольно скоро она убедилась, что он просто безобразничает. Тут бы ей и успокоиться, но она обиделась. Василий Васильевич, проявляя мудрость, обычно брал под защиту своего друга: «Это у него комплекс. От самолюбия. И вообще, Билибин есть Билибин, тут ничего не поделаешь». С довольной улыбкой он рассказывал об очередных происшествиях с участием Иннокентия Павловича, чем вызывал у нее еще большее негодование: «Не понимаю, почему ему надо все прощать?» — «Да потому, дорогая, что Иннокентий — талантливейший ученый, без него мы в институте стали бы на голову ниже».