Алексей Пантиелев - Белая птица

— Зачем ты так сидишь? — спросил Сережа, открыв полтора глаза.

— Думаю, Сереженька… о том, что будет.

Утром тетя Клава спросила, почему она не спит.

— Думаю, Клавонька, о том, что было.

Тетя Клава стала кричать:

— Дня тебе мало? Сверхурочные получаешь?

— У нашей сестры мысли ночные…

Сережа задумался: «У какой такой сестры?» У мамы сестер не было.

Жизнь надо было начинать сызнова, начинать одной. Но о том, что будет, Анна не думала. Она думала о том, что было. Больше ничего ей не было интересно.

Истекал год, самый длинный, самый медленный в ее жизни. Вот так, говорят, тянется год войны. Год — как целая жизнь.

Муж бросил… Бросил тебя мужик… Эти слова сердили ее и даже смешили поначалу. Потом она привыкла к ним, отвечала бессмысленным, равнодушным пожатием плеч, чтобы отвязаться от расспросов. Но в один смутный час она сказала себе: а не бросил ли в самом деле? И словно застопорилось время. Этот час длился день за днем, месяц за месяцем.

Георгий взял с собой только белье, как будто уезжал на несколько суток, взял логарифмическую линейку и самую ценную из своих книг — справочник Хютте, купленный за половину студенческой стипендии у букиниста, близ Китайской стены, когда эта стена еще существовала.

Все было нелепо в день расставанья, все ненатурально: и картинное спокойствие, и немота Георгия, и то, как он брал из комода и складывал в фибровый чемодан вещи. Бывает во сне: человек ходит около тебя, но ты не можешь ни окликнуть, ни коснуться его.

— Сережку не нянчи. — Вот что он сказал ей напоследок.

Пять суток Георгий прожил в гостинице. Анна пошла к нему в день его отъезда, безошибочно почувствовав, что этот день наступил.

В номере она застала незнакомого человека. Он встал, когда она вошла. Но она не запомнила его лица (и потом жалела об этом). Она видела только лицо Георгия, своего мужа, темное до черноты. Оно стояло перед ней как зеркало, и она узнавала в нем свою боль, свою тоску. Лишь голос незнакомого человека Анна запомнила, может быть, потому, что этот человек, взглянув на часы, сказал, подчеркивая каждое слово:

— Казанский вокзал. Поезд «Москва — Владивосток». Вагон четыре. Сегодня. До свиданья, Анна Павловна.

— До свиданья… — ответила она машинально.

Ей хотелось переспросить, чтобы задержаться здесь, около Георгия, еще на полминуты. Хотелось просто сесть, сказать, что отнялись ноги. Так бывает.

Георгий не вымолвил ни слова. Приходи, говорил он, прощай. Приходи, прощай.

Анна подошла к нему поближе, и он обнял ее глазами в последний раз. И глазами оттолкнул. Как она тогда не упала?

Она поехала на вокзал и ждала на перроне несколько часов, пока подали владивостокский ускоренный. Кажется, был дождь. Кажется, был град. Он стучал в стекла вокзала неровно, сбивчиво, как Сережа в свой маленький барабан.

Георгий, конечно, увидел ее на платформе из открытого окна четвертого вагона, но смотрел сквозь нее. Она не махнула ему рукой на прощанье, а лишь прижала руку к груди. И он сделал так же. И это не казалось им смешно, казалось нормально…

Было у Анны обыкновение: запоминать даты, не только числа, но и дни недели… Она помнила, например, что вторая пятилетка завершена досрочно за четыре года и один квартал (как и первая) в четверг, 1 апреля 1937 года. А Георгий уехал в четверг, 5 августа.

Что ей запомнилось последнее настоящее между ними? Ночной разговор у кровати сына, когда Сережа просыпался и прикидывался, что он спит? Или бледный день затем, слетевший, как мертвый лист, когда Георгий держал сына на коленях, носил на закорках, качал на руках? От той ночи и того дня не сохранилось в памяти ни звука, ни цвета, ни запаха. Пустые видения, похожие на рисунки по затуманенному стеклу.

А до того она еще ни о чем не догадывалась и не могла бы поверить, что до конца остаются считанные дни.

У Георгия была горячая пора на заводе, аврал за авралом. В воскресенье он работал допоздна. А в понедельник вдруг пришел домой в полдень и сказал, что у него — свободная неделя.

— Считай, что это вроде выигрыша по займу индустриализации. Семь суток плюс время на проезд, как по курортной путевке!