Олег Михайлов - Час разлуки

— Я была у Веры… Ты помнишь ее? Смотри, что она мне подарила! Какое чудо…

Алексей молча лег и натянул одеяло до подбородка. Неясные подозрения закопошились в нем. Она только усилила их, когда, сев на тахту, протянула к нему руки, по-детски капризно попросила:

— Урюка хочу…

— Ложись на раскладушке! — сказал он со злобой.

Наутро Алексей был на Зацепе, у Веры.

Какую роль она играла в жизни Алены до него? Что они делали в редакции «Комсомолки»? Почему она выглядела заводилой? Ничего этого он не знал, но сразу почувствовал, что Вера за что-то зла на Алену.

— Лучше всего расстанься с ней, — говорила она, пока они шли Зацепой к станции метро. — Не такая уж она красавица. А когда начнет плакать, и вовсе делается страшной…

— Значит, никакой вазы ты не дарила? — повторял Алексей в слабой надежде, что Алена все-таки не обманывала его.

— Дарила — не дарила! Хочешь знать правду? Я с ней виделась позавчера. Ты еще уехал куда-то с ночевкой… А у Радика был день рождения, и мы пошли к нему. А когда немножко выпили, обе разделись.

Алексей удивился тому, что дома и люди вытянулись и оказались где-то далеко вверху. Он не сразу понял, что сидит на низкой ограде, поставленной перед метро для кормления голубей. Подавшись вперед, Алексей с трудом поднялся. Увидав, каким он оказался нежным, Вера торопливо заговорила:

— Ты ее оставь… Прогони… Она тебя не достойна…

«Как же она поступит в университет? Без меня? И куда денется?» — тупо думал Алексей. Он понимал, что не может простить, вернее, не должен прощать ее после случившегося. Но мысль о том, что он должен расстаться с Аленой, была еще невыносимее того, что он услышал.

Алексей отправился к Человеческому Коту, сокрушенно все рассказал.

— Скажи этой твари, чтобы собирала вещи и смыливалась, — категорично отрезал Эдик. — А пока поживешь у меня…

Затем Алексей заехал на Тишинку. Родные ничего не знали, но были какие-то пришибленные, тихие. Тихо сидела и Алена, сжавшись под своим портретом: нежное лицо, невинно удивленные глаза, голое плечо.

— Уходи! — сказал он. — Я буду ждать, пока ты уйдешь!

Она выбежала в ванную и скоро вернулась, крича, с кровавой пеной на губах:

— Я выпила уксусную эссенцию!

Алексей глядел на нее и молчал.

Тогда Алена села на тахту, их бедную тахту, и проговорила с бесконечным отчаянием:

— Опять… надо… к кому-то… привыкать…

Он не мог этого выдержать и, схватив свою спортивную сумку, выбежал вон.

У Человеческого Кота он не спал всю ночь. Утром они играли в Лужниках в теннис, днем Алексей несколько раз звонил соседке, снова требуя, чтобы Алена ушла. Вечером он напился, а на другой день Эдик вызвал двух девиц, и все отправились в ресторан «Москва».

Алексей чувствовал себя разъятым надвое. Один ел и пил за столиком ресторана, что-то отвечал пухлой блондинке, даже танцевал с ней; другой исходил неслышным, но несмолкающим криком: «Как же так? Как это может быть? Неужели все это не во сне?» Блондинка прижималась к нему, и он чувствовал, какая у нее мягкая грудь.

— Ты живешь с мамой? — спрашивала блондинка. — Ты совсем молоденький. Сколько тебе лет?

И снова Алексей ощутил разъятость, раздвоенность души. Никто не давал ему его двадцати шести лет: небольшая коротко стриженая голова, мелкие черты скуловатого мальчишеского лица, маленькие монголоидные глаза. Он отвечал ей механически и в то же время подыгрывал и солгал:

— Девятнадцать…

— А я старуха, мне двадцать пять… У тебя уже были девушки?..

Когда он пошел провожать ее, блондинка сказала, что живет неподалеку, на улице Горького и совершенно одна.

— Может быть, зайдем ко мне? Я угощу тебя чаем…

Но у самого ее дома Алексей круто повернулся и на пьяных ногах побежал к троллейбусной остановке. Он ворвался в квартиру, когда все уже давно спали, вбежал в свою каморку, страшась только одного — что она ушла, и, плача хмельными слезами, упал в темноте на одеяло, под которым едва дыша, затаилась слабая, бедная, легкомысленная и любимая плоть.

Ожидая ее нового звонка, ее прихода хотя бы и за вещами, Алексей не сводил взгляда с телефонного аппарата, таскал его на длинном шнуре за собой в кухню и ванную. Звонки шли густо, но звонки все не те. Прорезался Додик.

— Писатель! — как обычно, пришепетывая, оказал он. — Как поживаем?..

— Плохо, брат! — вздохнул Алексей, прижимая мембрану к уху. — Алена от меня ушла и, кажется, насовсем…

— Ну, это все ерунда, — тотчас отозвался Додик. — Я лучше расскажу тебе, что у меня тут на работе случилось…