Олег Михайлов - Час разлуки

— Поздравляю с законным браком.

Никогда ничего подобного в жизни Алексей не переживал, что могло бы пойти в сравнение с тем, что ощутил он, оставшись один. Не спал несколько ночей, то напивался до бесчувствия, то бессмысленно сидел часами в кабинете, не смея даже заглянуть во вторую — е е комнату. И при этом все равно не мог исчерпаться весь — чувствовал, что на дне души продолжают жить другие желания. Да, но ведь он страдал, рыдал, рвал зубами угол подушки, похудел за неделю на десять килограммов и так изменился, что приехавший навестить его брат только покатал несколько раз глазами слева направо. И все-таки… И все-таки даже в минуты, когда горе казалось бесконечным, невыносимым, не переставал играть, театральничать сам с собой. Он и страдал, мучился, и принимал позы, хотя переживал искренне, глубоко. Когда от ужаса происшедшего в рассеянности сунул палец в дверь лифта и захлопнул ее, когда треснул пополам ноготь и после бесчувствия началась адская боль, даже радовался ей — она отсасывала боль другую. Ночами мог спать, лишь держа руку, согнутую в локте, кистью вверх — кровь не приливала и можно было терпеть. Когда ехал куда-нибудь, то все сердился: как медленно — в метро, в такси, в автобусе. А приезжал — не находил себе места. Скорее бы домой! Возвращался к себе, отворял ключом дверь, и его окатывал ужас: все, как в музее, оставалось на своих местах. В иные дни он начинал лихорадочно прибираться в квартире, хватал тряпку, стиральный порошок, мыл полы, желая доказать что-то себе и Алене, а потом равнодушно смотрел, как все зарастает пылью, как нанесенная подошвами грязь покрывает всегда блестевший лаком пол в прихожей.

— Мы с мамой боялись, что ты свихнешься… — признался ему брат.

Они отправились в Елисеевский магазин, набрали закусок и бутылок полную спортивную сумку и возвращались к Алексею на троллейбусе. Невидящим взглядом скользя по улице Горького, ее домам, пешеходам и автомобилям, Алексей схватил брата за толстое плечо:

— Коля! Смотри! Алена!

— Где? Где? Да тебе показалось!

Но белые «Жигули» уже медленно обошли троллейбус. И мимо, понизу проплыл гордый от счастья курносый профиль, милое глупое лицо в рамке кремового платка, при виде которого он сразу, до дрожи остро почувствовал запах ее пудры, ее духов, аромат ее до скрипа чистенького и знакомого ему во всех малых подробностях тела.

Ненормальность их брака заключалась уже в том, что они не заводили ребенка. В маленькой клетушке и вдвоем казалось тесно. «Значит, для себя хотите пожить?..» — со скрытым неодобрением сказала Алексею соседка. «Что за пошлая банальность!» — подумал он тогда, по младости своей не понимая, что банальность — это всего-навсего уставшая от повторений истина. Появления ребенка очень хотела теща — Прасковья Никоновна, но не из одного желания стать бабушкой. Она всеми силами стремилась закрепить их брак, пуще болезни страшилась возвращения Алены на Зацепу. Видно, хлебнула с ней горя. К тому же у самой Прасковьи Никоновны появился жених, и в трезвом виде он, и во хмелю кротко встречал брань и даже побои невесты. Прасковья Никоновна не смела наставлять Алексея и потому в его присутствии вела воспитательные беседы с бабушкой.

— Я би нянчила, — заискивающе говорила она, — завсегда би с Зацепи приехала би и нянчила…

Бабушка, думавшая о своем, полагала, что разговор ведется о котах.

— Ваш жа йись усё, — отвечала она, — а наш жа не жхрёть ничёво… Тока рыбу!

Слушая их, Алексей посмеивался. Он всерьез полагал, что способен, идя против течения традиций, создать особенную, не похожую на другие семейные союзы жизнь.

Щадя Алену, Алексей ее и растлевал: не хотел ребенка, не хотел, чтобы она служила, — хватит, постояла четыре года за прилавком в ГУМе! И с наступлением лета повез ее на Оку, в Тарусу. Они прихватили с собой и Соса, который с непривычной кротостью вел себя, пока они ехали в электричке до Серпухова и потом в автобусе до самой Тарусы.

Еще ловилась в Оке стерлядка, еще стоял густой синей стеной лес на другой стороне реки до Разбойничьей пещеры, еще висела на калитке у низкого, скрытого зеленью дома непременная бумажка, где было напечатано:

В местной библиотеке на самом видном месте стоял шеститомник Паустовского. Пожилая заведующая, благоговея, сказала Алексею:

— О н и к нам заходят…

За копейки Алексей снял хорошую комнату на самом берегу Оки. Правду сказать, и эти гроши могли подорвать их тощий бюджет, но он наивно рассчитывал на небольшой гонорар из журнала «Октябрь».