Иосиф Келлер - Суровые дни

Таганцев удивился, что Ася говорит так озлобленно и гневно. Суровое время не пощадило доброго сердца дочери, оно ожесточилось.

В гостиную вошла Варвара Лаврентьевна.

— Новая кухарка меня доканает! Что ни скажешь — наоборот, словно нарочно.

Хотя голос матери звучал жалобно, Ася не могла сдержать улыбку. Милая мама! Все те же домашние неприятности!

Варвара Лаврентьевна, близоруко прищурив глаза, посмотрела на меховую шапочку, лежащую на кресле.

— Ася здесь!

Ася подбежала к матери.

— Здравствуй, доченька! Будь добра: на буфете коробочка с порошками.

Варвара Лаврентьевна устало опустилась на диванчик. Принимая лекарство, она уморительно поморщилась.

— Кажется, стучат? — сказала Ася.

Действительно, в парадную дверь стучали. Ася пошла открывать.

— Инженер, а звонок не работает и в дверь стучат! Не стыдно?

— Каюсь, Варенька, стыдно… Непременно починю сегодня же.

Варвара Лаврентьевна вздохнула:

— Обещаешь целый месяц.

Ася возвратилась вместе с Варварой.

— Хозяева незваных гостей принимают? — пошутила та.

— Варвара, милая! — искренне обрадовалась Варвара Лаврентьевна.

— А я не одна, — сказала Варвара.

— С ухажором! — весело крикнул из прихожей Ляхин.

Он вошел легкой, подпрыгивающей походкой, весь какой-то свежий, румяный.

— Снежок с пимов отряхивал. Почтеньице!

Увидя улыбающегося Ляхина, Таганцев нахмурился. Настроение снова испортилось. Припомнилась встреча на улице и нанесенная обида.

— A-а… Алексеич.

Это было сказано сухо, без обычной приветливости, с которой Таганцев встречал рабочих, особенно тех, кого знал давно. Ася и Варвара Лаврентьевна удивленно переглянулись, а Варвару это обескуражило — выходит, и впрямь незваные! Но Ляхин как ни в чем не бывало объяснил: виноват Пятишин! Набрехал, собака, а они поверили по дурости.

— Хватит серчать-то… Каемся, виноваты.

— Ладно! — пробурчал Таганцев, хмуря густые брови, хотя все закончилось по-хорошему.

— А за письмо к Пепеляеву спасибочко!

— И ты знаешь? — удивился Таганцев.

— Знакомый наборщик в типографии сказал: в газете статья про тебя будет.

— Про меня? Статья? Дичь!

Варвара Лаврентьевна участливо спросила у своей тезки, нет ли известий от Прохора? Варвара печально покачала головой. Варвара Лаврентьевна вздохнула:

— Когда все это кончится?

— Скоро, — уверенно сказал Ляхин. — Под Оханском Колчаку морду набили! Это цветочки! Ягодки, голуба, впереди!

— Кто вам сказал? — спросила Ася.

— Народная молва на крыльях летит! — Ляхин хитро посмотрел сквозь стекла стареньких очков. — Слышали, что про Колчака в народе сложили? — и, не дождавшись ответа, затопал старенькими валенками:

Даже печальная Варвара Лаврентьевна улыбнулась, когда Ляхин пел злую частушку.

— Смотри, политик! — погрозил Таганцев пальцем. — Влетит за такие песенки.

Ляхин насмешливо прищурился:

— Чего поют, то повторяю, а кто сложил — того не знаю.

Потешное — умильное и невинное — выражение появилось на его лице. Варвара осуждающе взглянула на Ляхина, и он виновато заморгал.

— По делу зашли.

— Черноусова, что в ресторане официантом, ищут, — пояснил Ляхин.

— Могут и ко мне случаем нагрянуть. — Варвара вынула из-под наброшенного на плечи шерстяного платка книги. — Сережа оставил, сохранить. У вас-то, поди, бывает? Отдайте.

Таганцев хотел сказать, что Сергей теперь к ним не ходит, но Ася, опередив его, взяла книги и положила на стол.

— Передадим, тетя Варя.

Варвара обняла Асю и долгим взглядом посмотрела в глаза. И хотя материнская обида за Сергея еще бередила сердце, крепко поцеловала.

— Поздравляю, Асенька, с мужем хорошим. Совет вам да любовь.

Повторив Сережины слова, она прижалась к Асе, задрожав в беззвучном рыдании.

— Тетя Варя, миленькая, не надо… Не надо, — растерялась Ася. — Не надо… Вернется Прохор Константинович… Все будет хорошо!

— Верно! Золотые слова! — бодро закричал Ляхин. — Варварушка, еще зашумим.

— Вы все такой же, Алексеич, не унываете. — Ася грустно улыбнулась.

— Как есть Пташка Певчая, — всхлипывая, сказала Варвара.

— Ну-ка, сколько эта пташка всякой нелегальщины при Николашке перетаскала, а? И не сосчитать! Идешь, бывало, по улице… — И Алексеич ловко изобразил, как он идет по улице: молодцевато сдвинут набекрень картуз, а на плечах небрежно накинут пиджак. — Да все хиханьки, да хаханьки.