Иосиф Келлер - Суровые дни

Он сел работать над записями. Разбирая старые бумаги, старался припомнить, куда подевались несколько тетрадей. Не в папке ли, что лежит на шкафу? Таганцев принес из кухни табуретку, поставил на стул и осторожно влез на шаткое сооружение. На шкафу обнаружилось множество самых разнообразных вещей, назначение большинства из них было непонятно.

Старые вещи, как геологические отложения, год от года накапливаются в каждой семье. Зачем их сберегают? Никто толком не знает. Они лежат забытые и ненужные, оберегаемые неписаным законом рачительных хозяек: авось, пригодится! Таганцеву попалась под руку кукла. Маленькая Асюрка, играя, называла ее принцессой Изабо. У куклы оторвана голова, от прежних богатых нарядов осталась одна лакированная туфелька с розовым бантиком. Ростислав Леонидович удивленно рассматривал куклу. Ее мягкие тряпичные ручки беспомощно болтались из стороны в сторону. Она была такая несчастная и жалкая, что Ростислав Леонидович осторожно положил ее обратно. А папку отыскать не удалось.

Таганцев перешел в гостиную, захватив стул и табуретку. Большой книжный шкаф попал сюда случайно. Он выглядел особенно неуклюжим среди обитой голубым плюшем изящной мебели. Искать долго не пришлось: из-под картонной шляпной коробки выглядывала знакомая папка. Вытаскивая ее, Таганцев уронил коробку. Падая, она раскрылась. Искрящимся дождем посыпалась елочная мишура.

— О! На этом пьедестале ты похож на монумент, — засмеялась появившаяся в гостиной Ася.

— A-а… мадам Соловова! Наконец-то вспомнила о существовании родителей! — обрадовался Таганцев. — Две недели не показывалась.

Снимая с отцовской жесткой шевелюры блестящие нити, Ася полюбопытствовала, что он делал.

— Искал записки…

Таганцев нетерпеливо развязывал тугой узел на черном шнурке, которым была перевязана папка. Ася собрала рассыпавшиеся украшения, положила обратно в коробку и водворила ее на прежнее место.

Ростислав Леонидович раскрыл папку. Вот они — пожелтевшие листы, исписанные мелким почерком, с нарисованными топографическими знаками. Кое-где отдельные слова и фразы стерлись: чернил порой не хватало, приходилось пользоваться карандашом.

Вспомнились мудрая тишина дремучей тайги, веселая болтовня быстрых горных речек, дразнящие запахи ночного костра, наваристой ухи и печеной картошки. Как это далеко! Последние годы он перестал скитаться по глухим, неизведанным местам. Мешали дела, казавшиеся важными, неотложными, а ныне открылась вся их зряшность!

Ася чувствовала, когда отец чем-нибудь расстроен. Она обняла его, словно утешая. Таганцев благодарно посмотрел на дочь. Что-то едва уловимое, новое и незнакомое, появилось в ее лице. Оно выглядело старше и строже.

— Странно! Я пришла в гости! — Ася невесело улыбнулась.

— Ты сама захотела этого, — с упреком сказал Таганцев. Потом добавил: — Скучно без тебя.

Ася сняла горностаевую шапочку и вместе с муфтой положила на стол.

— Я слушала в гимназии Барбатенко публичную лекцию.

— Интересно?

Таганцев сел в кресло. Ася опустилась на ковер и положила голову на отцовские колени. Таганцев гладил ее короткие, по-мальчишески остриженные вьющиеся волосы.

— Лектор говорил о Горьком, как о разбойнике с большой дороги. Грубо, зло… И все потому, что он остался у большевиков. — Глаза ее заблестели. — Захотелось крикнуть: неправда! лжец! Но не хватило смелости. Я трусиха. А среди публики нашелся смельчак и сказал. — Ася рассмеялась: — Что поднялось! Крик, свист, чуть не драка! — Она прижалась к отцу и по детской привычке потерлась щекой об отцовскую руку.

Как хорошо, что Ася дома, рядом. Сразу в доме повеселело.

— Рассказывай, что с моделью?

Таганцев махнул рукой:

— Плохо!

— Что же случилось? — встревожилась Ася.

Отец ответил не сразу…

— У Вадима есть хватка, напористость, знания, он толковый инженер, но… — Таганцев обнял дочь: — Не обижайся, Асюра, он — практик! Да, да, практик! Фантазии маловато, вот беда! Другой услышит такое и засмеется: как так? Инженер — и фантазия? А без фантазии мысль не взлетит. А Сергей… самородок. Талантище!

Слушая отца, Ася вдруг впервые подумала, что поторопилась со свадьбой. Пожалела Вадима… А виноват Сергей. После разговора на злополучном вечере она всю ночь проплакала. И сейчас тоже хотелось плакать. Очень жалко себя… И, отвернувшись, Ася сказала:

— В больницу на прием заходил Ляхин. Сказал, что Сергей ни разу — слышишь, папа, ни разу! — не навестил Варвару. С отцом у них политический разрыв, они на разных сторонах баррикад: один с красными, другой… служит не без выгоды для себя… Но забыть родную мать!