Григорий Терещенко - Медсанбат

Сначала курсанты за городом вырыли щели-укрытия.

Но вражеские самолеты все чертили и чертили над городом заходные виражи так, что туда, за город, не набегаешься. Пришлось рыть окопы в полный профиль на территории военного городка, чтобы укрыться от осколков бомб. И не раз Павел с изумлением наблюдал, как наши маленькие, кургузые фиолетово-голубые «ястребки» вели воздушный бой с остервенелыми «мессершмиттами», бросались на них сверху, с боков и снизу и зачастую гибли. Слишком мало их было. А как он ликовал, когда первый «мессершмитт», помеченный черно-желтыми крестами, задымил, наваливаясь на крыло, сначала потянул за город, а затем взорвался.

— Взвод, ко мне! — послышалась через несколько минут команда с дороги, а когда девушки выстроились и, стараясь идти ровнее, прошли метров триста, новая задача: штурмовать воображаемые доты.

Вот и лагерь. Переходят на строевой шаг. Все подтянулись. Гордо вскинули головы: вот какие мы!

И, прежде чем распустить строй, Шевченко громко произнес:

— Спасибо за хорошую службу, товарищи!

— Служим Советскому Союзу! — взволнованно ответили девушки.

Однажды, когда с завтраком вышла неувязка, девчата разбрелись в ожидании построения. Павел присел на пеньке в сторонке, развернул газету и невольно оказался свидетелем такого разговора.

— Мне, Аленка, ночью страшный сон приснился, — испуганно затараторила Анка Широкая.

— Хочешь поделиться со мной страхом? — приглушенно спросила Шубина.

— Ты знаешь, еще сейчас на сердце словно камень.

— Не спи на спине. Меньше будет всякой дряни сниться.

— Приснился мне фронт. Я принимаю раненых бойцов и вижу в окно, как из-за бугра повалили фашисты. Взяла винтовку, а до подсумка с патронами не дотянусь, ноги и руки отяжелели, словно ватные. Наконец дотянулась, а там вместо патронов — что ты думаешь? — конфеты! А фрицы уже близко, на головах огромные каски с рожками, мундиры черные, рукава закатаны до локтей. Вроде и не из трусливых я, а тут испугалась, закричала: «Лейтенант! Лейтенант!» И проснулась. Больше не могла заснуть. Ты не слышала, как я кричала?

— Нет, я крепко сплю. Да и несправедливо будить уставшего человека, когда он только что уснул.

— Слушай, Аленка, неужели меня могут убить? И не останется от меня следа, будто и не было вовсе такой на свете Анки Широкой. А я ведь есть, родилась, выросла, о чем-то мечтаю, жду. Не песчинка же я или какая-нибудь травинка? Песчинка — и та вечная. А я? Выходит, я вмиг могу стать прахом? А мои мечты, мои мысли? Не может этого случиться! Как же так: будет утро, будет светить солнце, а меня нет. Другие будут жить, работать, мечтать, любить, а меня не будет! Это несправедливо! Несправедливо! Не могу я умереть!

— Никто не хочет умирать, — ответила Шубина. — Зачем о смерти думать?! О красивой жизни надо мечтать. Вот кончится война. Люди будут жить честно, красиво, без недоверия и вражды. Счастливо будут жить...

— Слушай, — Широкая перебила Шубину, — В комсомол меня примут?

— Немного погодя примут. От тебя зависит. Только надо, чтобы все взыскания сняли.

— А ты рекомендацию дашь? Ты ведь авторитетом пользуешься.

— Каким авторитетом? — удивленно спросила Аленка.

— У командира взвода, комбата...

— Выдумываешь ты, Анка. А рекомендацию я тебе дам.

— Хочу быть комсомолкой. Нет, честно говорю, охота мне в комсомол. Как все. Учиться хочу. После войны, если останусь живой, поступлю в институт.

— Чудачка ты, Аня. Все в жизни зависит от самого человека. Как человек захочет, так и будет.

— Ну, пожалуй, не все. Нарушать дисциплину не буду. — Широкая пристально посмотрела в глаза подруги. — Правда, в армии трудно. Того нельзя, этого нельзя. Но постараюсь. Я ведь добровольно в армию пошла. Да и в тылу сейчас трудно, — вздохнула. — Письмо получила от подружки. Работает токарем с восьми утра до восьми вечера. Завод перевели на двухсменную круглосуточную работу. Еще пишет, к нам на завод писатель Федор Гладков приехал. Там на заводе и живет, словно на казарменном положении. Выступает перед рабочими, пишет лозунги, плакаты, помогает выпускать стенные газеты. Ты читала роман «Цемент»?

— Читала. Хорошая книга. Совсем недавно читала.

Широкая замолчала, а затем снова заговорила:

— Многие девушки осваивают сварочное дело. И ребятам не сладко. Мой знакомый по школе возглавил бригаду обрубщиков, выполняет по пять-семь сменных норм. А мы здесь хнычем, лейтенантом недовольны.