Александр Дунаевский - Олеко Дундич

— Давно, момче [4] Момче — парень. , воюешь? — поинтересовался Милан.

— С двенадцатого года.

— Звание у тебя какое?

— Подпоручик.

Милан поднял голову, посмотрел на соседа пристальным взглядом. «Он ли это? Не обознался ли?»

Голова и лицо подпоручика были забинтованы. Открытыми оставались только нос, усы и голубые выразительные глаза.

— Ты что, женить меня собираешься? — спросил Дундич, выдержав взгляд. — Напрасная работа: я ведь неисправимый холостяк.

— Не о женитьбе речь. Голос мне твой знаком. Где-то встречались, а где — не припомню. На Косовом поле воевал?

— А как же.

— Знал я одного момче. Алексой его звали. Добрый был кавалерист.

— А почему был?

— Его убили тогда, когда наша армия над облаками билась, — ответил капитан.

«Битвой над облаками» сербы называли многодневную борьбу за вершину горы Гучево. Сербская пехота, спешившиеся гусары карабкались по восточному склону горы, чтобы любой ценой отбить ее у врага. В разных местах австрийцы расположили огневые точки. Дундич вызвался подавить одну из них. Темной ночью ползком он добрался до огневой точки и, бросившись на пулемет, заставил его замолчать. В тот день Дундич не вернулся. В полку все считали, что он убит.

— Алексу не убили, — громко произнес Дундич.

— Точно знаешь?

— Точно. Я — Алекса Дундич, тот самый Дундич, что под Гучево воевал.

— Да тебя сразу и не узнать. Ты тогда безусым был.

— Усатым в плену стал, — с улыбкой заметил Дундич.

Когда в палате стало известно, что Дундич, пошедший на пулемет, чудом уцелел и теперь находится в госпитале, все, кто мог передвигаться, направились к его койке.

— Юначино! Дай да сэ рукуемо! [5] Молодец! Дай пожать руку! — говорили они.

Молодой организм сравнительно легко и быстро перенес тяжелое ранение. Дундича предупредили, что скоро его выпишут из госпиталя и отправят в лагерь для военнопленных.

О лагере он и слышать не хотел. Жить за колючей проволокой, ходить на работу под конвоем, помогать своим трудом врагу — нет, он лучше убежит из госпиталя. Но куда? Уйти в горы, в родную Сербию! Но как пробраться домой? Вся Сербия оккупирована, кругом кордоны.

Случайно он узнал, что на юге России из военнопленных — выходцев из Боснии, Герцеговины, Хорватии, Чехии, — насильно мобилизованных в австрийскую армию, формируются добровольные славянские дружины и отряды. Рассказывали, что с греческого острова Корфу, где нашли приют остатки разбитой королевской армии, в Одессу выехала большая группа сербских офицеров.

И с того дня, о чем бы ни думал Дундич, он неизменно возвращался мыслями к Одессе. Если бежать, то бежать только в Россию. На нее вся надежда. Россия поможет маленькой Сербии сбросить со своих плеч ненавистных захватчиков.

Однажды среди ночи он тихо окликнул Чирича.

— Чего тебе? — спросил спросонья капитан.

— Прощай, ухожу, — шепнул Дундич.

— Куда?

— В Россию, в Одессу.

— Один?

— Пока один. А там нас будет легион.

Чирич слегка приподнялся.

— Я бы с тобой пошел, но куда мне с костылями? Далеко не уйду.

— Бог даст поправишься, Милан, тоже уйдешь. Мы еще встретимся.

Дундич пожал Милану руку и на цыпочках вышел из палаты.

Скитаясь целую неделю по селам, он добрел наконец до линии фронта, перешел ее и попал к русским. Встреча с русскими была не такой, какой еще недавно рисовалась. Дундича задержали, привели к военному коменданту и до выяснения личности взяли под стражу. В одной камере с ним оказался капрал Ярослав Чапек из чешского города Брно.

— Черт побери! — ругался Дундич. — Я спешил к русским, чтобы помочь им. Хотел вступить в сербскую боевую дружину. Вместо Одессы попал… в кутузку.

— Благодари бога, что они тебя по ошибке не отправили на тот свет, — шутил капрал.

— А я-то торопился в Россию! — воскликнул Дундич.

— И зря. Русский царь не торопится, и тебе не надо торопиться. К чему спешка? Наши чехи восемь месяцев назад петицию подали: разреши, мол, русский царь, на твоей земле создать чешские боевые дружины.

— Разрешил?

— Нет, колдует над петицией, все раздумывает: стоит ли?

— А чего раздумывать? Сербы, чехи, русские — все от одного корня…

— Корень-то у нас один, и дерево от него растет одно, и русский царь один, но, говорят, царя у него в голове нет… Как скажут ему министры, так он и поступает. Ненадежными славян считает.

— Что-то не верится, — возразил Дундич. — В эту войну многие славяне из австро-венгерской армии на русском фронте неплохо показали себя: против русских воевать не хотели, в плен им сдавались. Сдавались не в одиночку, не группками, а целыми полками.