Леонид Степанов - Бранденбургские ворота

— Мы взялись за дело, не сменив «гардероба», — рассказывал секретарь. — Очень уж хотелось сокрушить все, что еще оставалось от проклятого рейха. Но самое важное, что осталось, сокрушать было нельзя — люди, их мозги. Тут требовалась не яростная атака, а наоборот, предельное спокойствие, выдержка, осторожность. Работа с людьми — самая кропотливая из всех. За прошедшие годы мы немало сделали, но это еще только начало. Даже иных рабочих не просто перетянуть целиком на нашу сторону.

— Это понятно. Инерция прошлого.

— Есть на заводе «золотой фонд». Эти люди выдержат любые испытания. Особые надежды мы возлагаем на наших «рабфаковцев». Со всеми познакомить тебя не могу, но несколько человек пригласил для беседы. Сейчас они, придут. Можешь говорить с ними на любую тему. Но только, извини, — не больше часа. Дел у нас гора.

В комнату секретаря входили парни и девушки в синих блузах, здоровались, рассаживались по скамейкам, поглядывая на Бугрова с нескрываемым любопытством.

Миловидная девушка с золотистыми, коротко остриженными волосами улыбнулась Андрею как старому знакомому. И он обрадованно узнал ее — это же Линда, дочь Фриды Кампе! Оказывается, среди самых лучших на заводе и внучка Катеринушки!

— Здравствуйте, геноссе Бугров.

— Здравствуйте, Линда. Какая неожиданная встреча! Мы потом поговорим с тобой?

— Охотно!

Началось «коллективное интервью». У синеблузых было что рассказать корреспонденту, они могли бы отвечать на его вопросы целую неделю, но Бугров, помня о регламенте, спрашивал главным образом о том, что касалось духовного мира учащейся заводской молодежи: об их политических взглядах, этических понятиях, о том, как они представляют будущее. Все отвечали откровенно и увлеченно — речь шла о самом заветном. Час пролетел. Расставаться не хотелось ни Бугрову, ни рабфаковцам, но Ханс Хорн уже дважды взглянул на свои часы.

Прощаясь, договорились встретиться в конце недели, после окончания смены. Линда вызвалась проводить гостя до проходной:

— Мне нужно в УНИ на лекции. Я иду до станции S-бана. Тут недалеко.

— Я подвезу вас до центра. А вы, Линда, на каком факультете?

— На физико-математическом, но у нас имеется и более узкая специализация. Я хочу стать инженером по приборам, который выпускает наш завод.

— Разумно.

— Вы были ранены на войне? — неожиданно спросила Линда.

— Был.

— Тяжело?

— Один раз тяжело. Здесь, в Берлине. Около рейхстага…

Они подошли к машине. Андрей открыл дверцу ключом.

— Это и есть знаменитая русская «Победа»? — промолвила Линда, разглядывая темно-серую, не раз побывавшую в ремонте машину.

— Что? Неказиста? — улыбнулся Андрей. — Зато надежна. На плохой дороге не подведет. Прошу!

Он сделал преувеличенно галантный жест.

— Данке! — в тон ему ответила Линда. Грациозно изогнувшись, она проскользнула на сиденье и тут же аккуратнейшим образом расправила черную юбочку на стройных ножках.

— Тот парень, который вас больше всех расспрашивал, Пауль Дозе, называет русские машины Halbpanzer [79] Полутанки. .

— Почему? Такие тяжелые?

— Однажды он видел, как на улице столкнулись «Победа» и «опель-капитан», в котором ехал пьяный американский офицер. «Опель» сплющился, словно гармошка, а «Победа» стояла как ни в чем не бывало.

— Вот видите! — Андрей рассмеялся. — Я же говорю: самая надежная конструкция.

Ему было легко и приятно с этой симпатичной девушкой. Она была такая искренняя и душевная, а кроме того — внучка Катеринушки.

Машина переехала по мосту через Шпрее и оказалась возле Восточного вокзала. Андрею вспомнился сорок пятый: как провожал его после госпиталя Вернер Бауэр, как шли они по разбитой Франкфуртераллее, где среди развалин копошились вдовы и сироты погибших солдат вермахта. Линда тогда была еще маленькой девочкой. Невеселое у нее было детство…

Проехали мимо покалеченной Красной ратуши — там шел упорный кровопролитный бой в последние дни войны. Выехали на бывшую Дворцовую площадь с остатками дворца Гогенцоллернов.

— Про эту площадь и про Люстгартен нам, московским мальчишкам, рассказывала ваша бабушка.

— И мне тоже рассказывала, когда вернулась: здесь красные матросы из Киля подарили ей браунинг.

Андрей невольно сбавил скорость: «Сейчас она заговорит про Карла и Розу! Про то, как Либкнехт с балкона кайзеровского дворца провозгласил Германию советской республикой!..»

— Я слышала, что есть интересный проект, — оживленно продолжала девушка, не замечая его волнения. — На этой площади хотят построить большое красивое здание Государственного совета — высшего органа нашей народной власти. В фасад здания будет вмонтирована позолоченная балконная решетка дворца Гогенцоллернов: ее нашли в развалинах. С того балкона в дни ноябрьской революции Карл Либкнехт произнес пророческие слова. Теперь пророчество сбывается: социалистическую Германию мы построим. Она будет!