Олег Попцов: Без музыки

Мы бродили по набережной, спустились к воде. Ты озорно оглянулся и вдруг предложил:

— Давай искупаемся.

— Уже поздно, — возразил я, — да и купаться здесь запрещено.

— Э, да вы интеллигент, парниша.

Потом мы сидели на корточках и никак не могли унять дрожь. Гранитные плиты остыли после жаркого дня. Мы натягивали на мокрое тело рубашки и хохотали. Нам не хотелось расходиться. Где-то на втором этаже открыты окна. Бьют часы.

— Один, — слышу я шепот, — два, три. Значит, по домам?

— По домам.

Вижу, как ты склоняешься над портфелем, достаешь какой-то пакет. Цепко берешь меня за локоть и в самое ухо бормочешь:

— Все никак не решался. Найдешь время — прочти.

— Что это?

— Ничего определенного — сырье.

— Вот как!

— Впрочем, лучше в другой раз.

— Не валяй дурака, давай.

— Ну как знаешь. — Ты подталкиваешь меня вперед: — Ладно, пока.

Гулкие шаги по мостовой. Мы оборачиваемся почти одновременно.

— Я загадал! А ты?!

— Я тоже!

Мне не терпелось прочесть. Так и решил: приду домой — прочту немедленно. Не получилось — уснул.

Наутро что-то помешало еще, затем еще кто-то. А там экзамены. Практика, отпуск. Если нам надо оправдаться, у нас хватает причин.

Не прочел… Теперь не время об этом сожалеть. Да и кто мог подумать? Ты тоже со странностями. Встречались редко. Болтали о чем угодно, о рукописи никогда. Потом ты уехал. И чего тебя понесло на Север, не знаю. Геологи — у вас все не как у людей. Получил письмо, обрадовался. Чуть позже даже позавидовал. Ты ни о чем не спрашивал. Просто писал, что ты есть. Дал себе слово: прочту немедленно и первым же письмом отвечу. Еле дождался вечера. Родичи пристрастились к кино, выпроводил с удовольствием.

Листы рукописи на краях пожелтели. Удивился: неужели прошло столько времени? С ума сойти — полтора года! Обругал себя вслух и стал читать.

Все помню до мельчайших подробностей. Даже как тушил сигарету: вдавил в пепельницу, а затем щелчком выбросил в окно. Странное чувство испытал я. Наше нелепое творчество показалось мне игрушечным. Я испугался прочитанного. Мы требовали оценок, заставляли слушать, спорили с тобой, обвиняли в отсутствии вкуса. Ты отмалчивался, а мы орали в три горла. И воздух светился от обилия аналогий, аллегорий, аллитераций. А чего ради буйствовали, кого хотели удивить? Ты оказался выше нас на голову. Нет, на три головы. Ты стоял во весь рост, а мы сидели на корточках.

Как же все здорово у тебя получалось! «Разговор с Луной» прочел, и дух перехватило. А чуть ниже прописью: «рассказ», и в скобках тоже прописью: «можно считать фантастическим». Кинулся искать твой адрес. Напишу немедленно, тотчас же напишу. И написал бы, душу вывернул бы. Не получилось… Окаянные мы люди. Куда-то вызвали, кто-то пришел. Тысячи причин! Листа бумаги не нашлось, адреса под рукой нет. Потом мой отъезд на Кубу. Тут и в самом деле ничего не скажешь — довод.

— Воспоминания невозможно обмануть, — заключает Максим, прищелкивает пальцами, решительно встает. — Н-да, невозможно.

Окно во всю стену — для такого кабинета с избытком, но все равно душно. Парит с утра. Максим включает вентилятор. Прохладный воздух приятно обдувает лицо. Максим выдвигает ящик стола, нащупывает сигареты, закуривает.

— Ну вот, так еще можно жить.

Стук в дверь повторяется. Максим морщится. Нелепая привычка — стучать и входить одновременно.

— В чем дело, Наташа?

Голос выдает раздражение. Наташа молчит. Углов тоже молчит. Это повторяется каждый раз. И не понять, кто в их обоюдном молчании молчит больше. Он может вспылить, даже накричать на нее, впрочем, это случается очень редко. Кричит в редакции главный. А зам — нет. Зам раздражается. И хотя вслух он ничего не говорит, Наташа знает: бесится зам.

— Ну?

Наташа пожимает плечами, словно это «ну» ее не касается.

— Гранки пришли.

— Отлично, тащите их сюда.

— Сейчас, — говорит Наташа и продолжает стоять на месте.

Непостижимо! Эта девчонка постоянно испытывает его терпение. Однажды он настроился задать ей вопрос: «Отчего так?» Их взгляды встретились. Его — чуть озабоченный, усталый, ее — провалившийся в собственную задумчивость, беззвучно ударились друг о друга и, не выбив искры, разошлись в разные стороны. Вопроса он так и не задал. Вот и сейчас она смотрит прямо перед собой, словно Максима здесь нет. Он тоже смотрит, но куда-то мимо Наташи. Это может продолжаться часами.

— У вас новые туфли, — замечает Максим.

Наташа бросает взгляд на ноги. Туфли действительно новые, отчего чуточку жмут, действительно модные. И то, что он это заметил, Наташе приятно. Наташу выдают глаза. В них столько восторга, что Максиму становится неловко.