Мы приходим в школу в одно и то же время, директор пропускает меня вперед:
— Проходи, дочка. Не скучаешь?
— Некогда.
— Это хорошо. Строить взрослость — дело удивительное, не каждому с руки. Отцу привет передавай. Мы ведь с ним… Впрочем, ты знаешь…
Анатолий Васильевич Ветров, лейтенант сорок первого года, а ныне директор специальной средней школы, слегка прихрамывая, идет по коридору. Его кабинет — вторая дверь направо.
Ада слышит за спиной чуть свистящий выдох. Ему пятьдесят четыре. Он прошел войну. Имеет три ранения. Одно из них — в левое легкое.
Ада оборачивается, ей хочется улыбнуться, и она улыбается.
…Желтенький «Москвич» маячит под окном. Это за ней. Звезда первой величины на школьном небосклоне. Вилорий Сергеевич Першиков — их математик.
Ада наклоняется к зеркалу, высовывает язык.
«Прошлое имеет один изъян — оно уже было».
Беда, совсем память отшибло. А впрочем, какая разница! Ада вытягивает губы, трогает их помадой, облизывает кончиком языка. «Умные слова, их и повторить приятно».
Что-то ее удерживает в комнате, что-то мешает ей уйти сразу. Сумка, перчатки, плащ. Ада вышагивает по комнате и в такт шагам повторяет:
— Сумка, перчатки, плащ. Сумка, перчатки, плащ…
Остановилась. Настойчивый автомобильный сигнал. Как вспышка, как укол в мозг.
Вспомнила, увидела. Ей мешают уйти Кешины письма.
Трехразовый повтор гудка: письма собраны в папку.
Минутная пауза — еще гудок. Папка возвращена на прежнее место.
Она спокойна, уверена в себе.
Угомонись, Першиков, я иду.
Наплевать! Не боюсь! Не стыдно! Не хочу думать.
От ненависти до любви — один шаг!
Иду, Першиков! Иду!
— Нет, не найдут, — ни на кого не глядя, вдруг заявил Тофик.
Он подошел к двери времянки. Жена брата Нина, не по годам располневшая женщина, готовила обед. Дождь торопливыми струями сбегал по гладким плешинам серых камней, которыми был вымощен двор… Тофик угрюмо оглядел сад, дом, железный каркас беседки. Неряшливые жгуты виноградной лозы топорщились по сторонам, серый брикет бетонированной дорожки лежал прямо на земле. Было видно, как дождь выбеливает ее.
— Почему груши не заведешь? Зачем столько яблонь держишь?
Тофик — гость своего брата. Брат Азат сидит тут же, на кухне, неторопливо перебирает лук.
— Что ты все бесишься? — Нина подула на дымящиеся баклажаны: — Я же говорила — мало соли… Найдут твоего коня.
Жена брата не любит Тофика. Он это знает. Еще тогда, лет десять назад, когда брат объявил о своем решении жениться, Тофик зло бросил: «Шалава».
Азат не был настроен к обсуждению своего выбора. Он вызвал брата в сад, там их никто не мог видеть, и очень обстоятельно, на правах старшего вразумил Тофика. Следы воспитания синюшными разводами еще долго напоминали о себе. Трудно сказать, смирился Тофик, признав неоспоримый приоритет старшего в семье, или, побуждаемый вынужденным одиночеством, придумывал злую месть. Тофик никак не проявил себя. Не успел. Азат уехал в Ростов.
Прошло десять лет. Случай свел братьев вместе. И хотя каждый старался подчеркнуть — все забыто, тень разлада негласно стояла за спиной братьев. Смеялись через силу, шутили через силу. Никто не говорил вслух, но каждый думал: «Надо перетерпеть эту встречу». И то, что родители не поддержали старшего сына, а приняли сторону младшего, лишь усилило отчуждение. Азат любил свою жену, рассказал Нине о причинах ссоры с братом. Сейчас он об этом, может, и жалел, но изменить что-либо уже не в его силах.
— Зачем злой стоишь, садись, обедать будем, — сказал он примирительно и сам встал.
— Когда мужчины ведут разговор, женщина должна молчать. Дом, где женщина указывает мужчине, плохой дом, — ответил Тофик по-азербайджански.
— Разве она не права? — заступился за жену брат. — Найдется твой конь. В такой дождь куда увезешь, где продашь? Зачем хочешь поссориться? Ты приехал, я тебе рад… Твоя беда — моя беда. Ты к ней всегда был несправедлив. Не будем ворошить старое.
— Вах, седой весь, а глупый, как молодой, — брат повернулся и вышел на дождь.
Азат посмотрел на жену, лицо Нины оставалось безразличным, вздохнул:
— Нехорошо. Он мой гость. Что родители скажут?
— Что же ты сидишь? Беги догоняй его.
— Зачем спешить? Он мой брат. Жены две бывает, три бывает. Брат один. — Уже в дверях оглянулся и наставительно добавил: — Кинзы и перца положи.
— Слушай, как так нет результатов? Конь — иголка, да?
Тофик Ахметов вскидывает руки и начинает бегать вокруг стола, за которым сидит брат со своими ростовскими друзьями.
Читать дальше