Олег Попцов - Свадебный марш Мендельсона

— Так и не прозрел!

— Как у тебя просто: прозрел, не прозрел. Он директор. Я… его человек. Ты знаешь, что такое быть его человеком?

— Это кое-что объясняет, но не оправдывает.

Он взъерошил волосы, закурил, выпустил несколько колец дыма и все смотрел, как они кругами поднимаются к потолку.

— Значит, ты не знаешь, что такое быть его человеком. С ним можно было говорить только в упор. Полунамеки, полуразговоры не могли ничего решить. Я столько раз говорил «да», что «нет» в моих устах было равносильно предательству. Он на меня рассчитывал.

— Забавно.

Он зябко повел плечами.

— Как ты поживаешь? Я слышал…

— Да, — соглашаюсь я. — Мы разошлись с Викой.

Мои слова остаются без ответа, он смотрит в окно.

— Где ты сейчас? Мне говорили, при большом деле.

— Дело действительно основательное. Но номера рабочего телефона Брагина я не знаю. Точнее, не помню.

— Ты злой человек, — сказал он.

— Я умный, — уточнил я.

Ему неприятен мой смех. Он обиженно вытянул губы:

— А мне не смешно.

— Ну и зря. Ты только подумай: еще одна штатная единица — заместитель директора по принципиальности. Представляешь, удобно-то как. Специальный человек, который говорит правду. НОТ в управлении. Нравственная организация труда. И вдруг его снимают. Не потянул. Перегрузки сказались. Вот потеха. Опять все по-старому. Всем плохо.

— То есть?

Была жалость и прошла. «С какой стати», — подумал я.

— Этих ребят увольнял ты. Они на что-то надеялись, возможно, надеялись на тебя. Они же не предполагали, что в вашем институте честностью ведает специальный человек.

— Отстань. Я не мог их предать хотя бы потому, что не знал их.

— Удобно живешь. Директора в институт приглашал не ты. Этих ребят ты видишь впервые. Молчал, потому что дисциплина превыше всего. Увольнял, потому как приказ есть приказ! Умница! Ты заслужил сострадание. Ты не виновен. Тебе легче?

Он спохватился. Брови двинулись вперед. Морщины стали заметнее, лицо старше.

— Ты, кажется, собираешься идти к руководству?

— Собираюсь, — подтвердил я.

— Как-никак мы однокашники.

Мне стало скучно.

— Не могу.

Подобрал губы. Глаза сощурились.

— Не можешь или не хочешь?

— Я не успеваю.

— Понял вас. Добиваешь лежачего? Жестокий ты человек, Кирилл.

Он уходит по длинному коридору. Ему некуда торопиться. Он идет медленно, прислушивается. Надеется: я не выдержу, окликну и с руководством я тоже переговорю.

Я многого ему не сказал. Мы встретились случайно, и наш разговор скорее неожиданность, мысли наспех.

Проступок всегда конкретен. Не существует всеобщей нечестности, подлости, как, впрочем, и доброты всеобщей не существует. Есть твоя доброта и доброта соседа. И всякое зло распределяется поименно. Ложь разновелика уже потому, что создавать ее и разрушать начинает один человек. Твоя ложь никогда не бывает меньше. Она лишь часть большой лжи. И трусость, она не делится по степеням, не может быть менее или более трусливой.

Я трогаю белый подоконник. По улицам несутся машины. И пыль на подоконник садится так быстро, ее не успевают вытирать. Провожу пальцем, остается видимый след, размашисто рисую буквы «жестокий человек». Дверь хлопает, вздрагивают стекла, я чувствую спиной прохладный воздух. Сдуваю пыль, слова пропадают. «Как хорошо, — думаю я. — С жестокостью покончено».

Я так увлекся рассказом, что забыл о существовании Брагина. Его же моя увлеченность нисколько не обидела, наоборот, он был рад ей, сидел молча, не меняя позы, считал, наверное, что его вопросы помешают мне, заставят как-то ориентироваться, приспосабливаться к его настроению, его отношению к услышанному. Брагин верен себе: «Первоисточник тем и хорош, что он вне нашего влияния».

Я кончил говорить, и лишь спустя минуту кресло заскрипело, выдавая присутствие сидящего человека.

— Интересно, — сказал Брагин, нервно потер руки и еще дважды повторил: — Интересно. Оч-чень интересно.

Я рад за свою память. Она не дала осечки.

И вот спустя месяц личное дело этого человека лежит здесь, в брагинском кабинете. Лежит себе смирно, излучает оптимизм.

Рядом лежит еще один листок. Брагин не полагался на свою память. Он все записывает. Напротив фамилии Серпишина помечено: «Мерзлый настоятельно рекомендовал…»

Значит, Брагин забыл о моем предупреждении. Минутная обида тотчас погасла.

Брагин вправе помнить и вправе забывать.

Нестареющий брагинский девиз: «Человеческое общение не терпит пустоты. Если не вы, то кто-то вместо вас».