Олег Попцов - Свадебный марш Мендельсона

Утешал как мог…

Говорю: «Если бы я был на твоем месте…» И слушать ничего не хочет. «Тебе, — спрашивает, — веснушки нравятся?» Отвечаю: «Очень». «Ну вот, оставайся на своем месте и носи на здоровье. А мне мазь достань».

До встречи. К.

Похрустывает телефонный диск. Секунды ожидания. Аукающие гудки. Хрипловатый голос издалека: «Все по-старому, без особых перемен. Как Вика?!» Он пробует засмеяться, но смех не получается.

— А ты шутник! — сказал, будто поставил клеймо и замолчал непререкаемо.

Потом говорили снова. Но это был уже другой разговор, без нервов, без боли, какой-то самотекучий.

— Неужто так вот разом и оборвалось? Хватило одного месяца.

— Нет, — сказал он. — Ты слишком долго был в командировке. Хватило одного дня.

Его разбудил телефонный звонок. Свет в комнате потушен. Окна пришторены. Нет сил открыть глаза. Звонок повторяется еще и еще раз, и кажется ему, звук впивается, сверлит мозг. Он судорожно шарит по полу рукой, натыкается на книгу, пепельницу, нащупывает шнур и за шнур сдергивает трубку с аппарата.

— Волошин слушает.

— Кирилл Сергеевич?!

— Он! — покосился на часы, зевота буквально душит его. — Простите, не знаю вашего имени, который час?

— Двадцать часов семнадцать минут. А зовут меня Виктория Андреевна.

Сморщился, исступленно замотал головой. Проснулся разом.

— Постой, не вешай трубку. Я действительно не узнал тебя. Кончили новую работу. Пришел в сумерках, проснулся в сумерках. Проспал сутки. Что-нибудь с Анютой?

— Нет-нет, говоря твоими словами, все в пределах нормы.

— Никогда не рвался в классики, но если меня цитируют… — Щелкнул выключателем, сощурился на резкий свет, увидел в зеркале одутловатое со сна лицо, еще не проснулся, но уже думал, был недоволен собой.

Сейчас она спросит, ждал ли ее звонка. Что ей ответить? «Было много работы. Не успевал ни о чем думать». Или сказать о ее письмах? Во всем виноваты письма. Они очертили границу общения. Его случайные наезды? Не в счет. Он приезжал к дочери. Она уходила в другую комнату. Воспитывай, властвуй — я разрешаю.

— Значит, не ждал? Или все-таки ждал?

И письма здесь ни при чем. Ни он, ни она никогда не тяготились привычками.

— Ты хочешь, чтобы я тебя спросила, ждал ли ты моего звонка?

Он согласно кивнул, угадал насмешливость в ее голосе.

— Я рад слышать твой голос. И не желаю ничего загадывать. Даже на пять — десять минут вперед.

— Не верю. Кирилл Волошин всегда был стратегом. И мой звонок — относительная неожиданность, ведь правда? День, час — это уже частности. Ты не ошибся в главном: я позвонила.

Он наконец нашел сигареты. Стряхнул пачку на пол, пальцы ухватили последнюю сигарету. Закурил.

— Принялся за старое, куришь?

— А что, разве заметно?

— Представь себе. Я чувствую запах табака. Хочешь, назову марку сигарет?

— Ну?

— «Орион».

Он покосился на смятую пачку. Это были сигареты «Камея».

— Угадала. Один ноль в твою пользу.

— Терпеть не могу, когда ты врешь.

— Ну вот, опять нотация. Молчать безопаснее. Я молчу.

— Будет паясничать. Поговорим о деле. Ты, конечно, получил письмо Анюты? — Вика прикрывает рукой трубку. На кухне возится Зойка. Вике не хочется, чтобы Зойка слышала этот разговор.

— Получил… — Кирилл делает глубокую затяжку, трет ладонью лоб. Говорит быстро, почти без пауз. — Письмо написала Анюта. Ты к нему не имеешь никакого отношения. Девчонка на глазах взрослеет. С ней все труднее. Ты в отчаянии. Все правильно. Я ничего не упустил?

— Ничего.

— Вот видишь. Шесть лет совместной жизни кое-что значат.

Вика тупо смотрит в мерцающий экран телевизора. Крупное, покрытое испариной лицо Отелло.

— Кто это? У тебя гости?

— Нет. Это Отелло. — Вика закрывает глаза, читает:

— Перестань.

— Ты зря сердишься, я здесь ни при чем. Это Шекспир.

— Послушай, а что, если… — Он не договаривает, прислушивается к молчанию. — Есть хорошее место. Моему вкусу ты можешь не доверять, но Брагину понравилось. Здесь, говорит, хорошо. Тебя не толкают в спину и над тобой не висят с подносом.

— Ты уверен, что я соглашусь?

— Нет. Просто мне нечего терять.

— Мне тоже.

Пока собирался, выбрасывая на руку галстуки, досадовал за несвежую рубашку, заученно твердил, старался развеять беспокойство. «Знобит со сна, волнение здесь ни при чем».