Авенир Крашенинников - Особые обстоятельства. Рассказы и повести

Лучников, тем временем подошедший сзади, одобрительно хмыкнул и посмотрел на Арканю с интересом. Обогнув «Техпомощь», он спокойненько положил руку в рукавице на плечо Мишки, ласково, как ребенку, пояснил:

— Зря ты, Михаил, заводишься. Не для себя Корсаков едет. Надо. И давай остальное побоку.

Мишка замотал головой, словно слепней отгоняя, провел чернильной от холода рукою по лицу, сминая щеки и губы, взбугрил желваки. Вспрыгнул в кабину, включил мотор, который, к счастью, еще не остыл.

«Не ко времени взбеленился, — думал Корсаков, устраиваясь на сиденье, искоса на Чибисова поглядывая. — Ладно, дорогой потолкуем».

Чибисов развернул «Техпомощь» на площадке, расчищенной Лучниковым, Виталий Денисыч увидел человеческие фигуры, дружно махающие лопатами под навесом, и от сердца маленько отлегло. Конечно, обидно было, что не ему, Виталию Денисычу, а Лучникову подчинился этот строптивый парень. Да авторитет накапливается со временем, с делами, тут уж никуда не денешься. «На Лучникова можно опереться», — сказал Старателев, и теперь Виталий Денисыч убеждался, насколько парторг был прав. Вообще-то Иван Тимофеич выразился верно: обиды глотать вредно для организма. Лучше не замечать их, особенно мелкие, которых полно, как комаров-толкунцов над кочкой, и не разевать рот на бегу, тогда и не наглотаешься.

«Техпомощь» моталась, иногда пробуксовывала, Мишка работал педалями, рычагами, держал ее властно. За стеклами колебалось сияющее розовато-голубое поле, и с трудом верилось, что совсем недавно с шипением и воем неслись по нему снежные вихри. И сосна чисто выступила на развилке медным подсвечником, а потом на вершине ее, на мощных искривленных ветвях можно было разглядеть встопорщенные, будто ежи, иголки.

— Куда? — разлепил губы Чибисов, когда сосну миновали.

— В Лисунята. Заедем в столовку, в магазин. Надо курева ребятам привезти, хлеба, а может быть, удастся достать чего-нибудь и посущественнее…

Езда всегда действовала на Виталия Денисыча благотворно. Он начисто забыл крылатые слова Гоголя, которые в школе заучивали наизусть, он в самом деле любил быстрое движение, когда ветер посвистывает, когда все мелькает за окном, будто сорванное с места, и под сердце подкатывается совершенно детский восторг. Может быть, поэтому и размеренное житье, которое навязывали Капитолина с тещей, так Виталию Денисычу претило. Может быть, потому он и предан был сельскому хозяйству, что никакого конвейера, никаких единожды установленных канонов в этом производстве не существовало. Даже смена времен года и то раз на раз не приходилась, то и знай возникали неожиданности, внезапно вступала в права острейшая необходимость. Выверенная работа и импровизация, техника и грубая физическая сила — ничем нельзя было пренебрегать… И эта поездка с Чибисовым была действием, и настроение Корсакова, будто вот эта стрелка на шкале скорости, поднялось до девяноста.

Он понимал: Чибисов считает его соперником и потому глядит зверем лютым. Виталию Денисычу даже льстило, что такой молодой, такой видный парень допускает, будто Татьяне может показаться интереснее он, Корсаков. Но сейчас, на работе, все это выпячивать и выяснять неслед.

— Ты, Михаил, не хорохорься, — миролюбиво проговорил Корсаков. — Ведь Лучников верно сказал: надо. И работать нам с тобой не один день…

— Это мы еще посмотрим, — с угрозою ответил Мишка, вытащил из кармана пачку «Беломора», скомкал, кинул под ноги и опять замолк.

Тем временем подъехали к столовой; на сей раз она была открыта. По крыльцу, сыто ковыряя в зубах, спускались какие-то люди в телогрейках, кое-кто под хмельком.

Виталий Денисыч махом перешагнул ступеньки, толкнул забухшую дверь и остановился во вместительной прихожей. Жестяной рукомойник с брусочком мыла и затертым полотенцем, зеркало, видимо, взятое из городской комнаты смеха, барьер раздевалки — все он оглядел мигом, повесил полушубок и шапку на вешалку и двинулся дальше. Запахи жареного защекотали ноздри, он почувствовал, что зверски голоден: можно бы сейчас перекусить, но ведь и у людей в поле тоже животы поджало, и пользоваться своим положением никакого права он не имел.

За пластмассовыми на металлических ножках столиками обедал всякий проезжий люд. В углу, за кассовым аппаратом, сидела сдобная женщина; по прилавку перед нею горой лежали аппетитные пирожки, на выбор были сигареты и папиросы.

Виталий Денисыч посмотрел на часы: шутка сказать, а на дорогу в один конец они с Чибисовым ухлопали около часу. Нет, никак нельзя привозить ребят в столовую. Придется обойтись хотя бы вот этими пирожками.