Авенир Крашенинников - Особые обстоятельства. Рассказы и повести

— Человек на великое дело пошел, — вступился тракторист, — сухая корка в рот не лезет.

— Зачем опохмелка потребовалась? — вполголоса набросился Корсаков на Лучникова. — Сколько вчера вылакали? Ты мне людей не расшатывай!

Лучников приподнял плечи, отвернулся.

Мужички выбегали во двор, умывались снегом и возвращались, на чем свет стоит понося метель, начальство, порядки. Мишка Чибисов, стирая с бровей и волос растаявший снег, прислушивался к ругани, играл желваками. Виталий Денисыч притопывал носами валенок, поглядывал на часы.

Вдруг тракторист встрепенулся, поднял палец. В сенях бабахнула дверь, что-то соступало, веселый голос Печенкина: «Боком иди!» — послышался, открылась дверь в избу, и все ахнули: Печенкин и Арканя, белые, как привидения, ввалились через лорог. Арканя, растопырив локти, втащил пузатый самоварище, Печенкин на коромысле на одном плече внес дружок воды, поплескивая на пол, а под мышкою еще волок два звена жестяной трубы.

— Ну-у, — поднял руки Лучников, — ух ты!

— Давай, братцы, пошарьте сухих щепок, — распоряжался Печенкин. — Вздуем этого генерала!

Тракторист с досадою плюнул, остальные оживленно захлопотали. Составили трубу в колене, она не дотягивалась до отверстия в печи — пододвинули под самоварные лапы скамейку. Вскоре в избе вкусно запахло дымком, внизу самовара заалели окошечки, на пол шустро выпрыгнул уголек. Теперь Лучников отстранил всех, развел самовар, то и дело виновато косясь на Печенкина. «Генерал» оказался поноровным, запищал по-комариному, пробуя голос, потом загудел низким начальственным баском. В избе стало как-то уютнее. Все примолкли, прислушиваясь к полузабытому, а вот Арканя, так тот ни разу не видел кипящего на щепках самовара, сидел радостный, как именинник.

Пакетики с чаем оказались у Лучникова, у тракториста, еще кое у кого, черные крупинки засыпали прямо на дно стаканов. Лучников торжественно водрузил клокочущего «генерала» на стол, в один из стаканов сунул ножик, чтобы стекло не треснуло, отвернул кружевной флажок краника. Оттуда прыснуло паром, белая струя лизнула плоскость ножика, полилась, стакан замутнел, заметались в нем чаинки, окрашивая воду в кирпичный цвет.

Корсакову было неловко, что плохо подумал о Печенкине. Да ведь и Лучников плохо подумал и первый вскрысился. И ладно, и лучше, когда так ошибешься. Общее приятное оживление увлекло Виталия Денисыча, он, больше не рассуждая, уселся за стол.

Обжигаясь, отдергивая пальцы, поцелуйно складывая губы, пили крутой кипяток, блаженно утирались.

— Да как же вы догадались-то, — похваливал Лучников, вытирая взопревшую шею. — Ну и хваты!

Арканя, призадравши нос, оглядывал застолье, стараясь уловить на лицах одобрение, и оно было, это одобрение, даже хмурый Чибисов вроде бы оттаял, в задымленных глазах сквозила улыбка.

— Свет не без добрых людей, — двигая туго набитым ртом, пояснял Печенкин. — К соседям!.. В окошко! — Он постучал костяшками пальцев по столу. — Арканю вперед, чтобы разжалобить. Бабочка — видно, только-только встала, еще снами от нее пахнет: «Да как же так, да бедненькие вы мои…»

— Ну, теперь нашей хозяйке проходу не дадут. Не по-русски она, не по-человечески. — Лучников похлопал Печенкина по плечу, поднялся, поглядев на Виталия Денисыча: — Однако ж в поход отправляться пора.

Гурьбой повалили на улицу, запахиваясь, торчмя ставя воротники. Согревшийся, довольный Корсаков проверил, не осталось ли в самоваре огня, выключил свет, запер двери на хозяйский кованый замок и, клонясь от ветра, похрустывая валенками, сбежал с заметенного крыльца.

Бульдозер барахтался в снегу неуклюжим огромным жуком. Ворочался, переваливался, бурунил сугробы; по тракам летели изорванные комья. «Беларусь», таща за собою сани-волокушу, пробирался за ним, но тоже сел, молотил снег высокими задними колесами, кашлял дымом. Рев бульдозера, треск «Беларуси» вовсе заглушали «Техпомощь», которая шла в хвосте маленькой колонны, раскачиваясь и буксуя, пока не остановилась.

Виталий Денисыч повидал в жизни достаточно, но чтобы вот так зарылся бульдозер, никому бы прежде не поверил. Ни досок, ни какого-нибудь шлаку под рукою не было, да и бесполезно что-либо подбрасывать под гусеницы — все равно перелопатят. Встав на подножку, придерживаясь за дверцу кабины, Виталий Денисыч глядел на бульдозер и ничего не мог придумать. Медленно, нехотя, а все же светало, и, может быть, поэтому казалось, что вьюга чуточку угомонилась. Вспотевший за баранкою Чибисов сбросил шапку, смотрел Корсакову в спину щелястыми от ненависти глазами.