Владимир Попов - И это называется будни

— Где народ? — спросил он Авилова больше для того, чтобы пригасить вновь охватившее его чувство отчаяния.

— Убирают литейный двор. Да и вам не хотят попадаться на глаза.

— А они при чем?

— Как при чем? Наша смена наворочала. Калинкин-то из нашей бригады. Тут, как говорится, все за одного…

А мысли Збандута продолжали вертеться вокруг трубы. Перебрал несколько вариантов возможного монтажа. Нет, не сделать самим быстро и хорошо. Он, во всяком случае, не видит такой возможности. И посоветоваться не с кем. Нечего сказать, помощнички… По домам сидят, сукины дети, когда на заводе такое, ждут вызова, машину, хотя почти все живут поблизости.

И тут как раз вошли они, те самые помощнички, которых поминал лихом. Мрачный в своей озабоченности, с ошалевшими глазами главный механик завода Окульшин, высокий, напружиненный, всегда помнящий о своей внешности начальник технического отдела Золотарев («Ишь бесстрастный англичанин. Даже среди ночи не забыл надеть галстук»), заместитель директора по капитальному строительству Бажутин, Рудаев и, против всякого ожидания, совершенно не обязательный здесь бывший директор завода Троилин.

«А этот чего явился? — недружелюбно подумал про себя Збандут, взглянув на крупнощекое, поблескивающее испариной лицо Троилина с глубокими складками на лбу. — Полюбоваться плодами работы преемника? Небось злорадствует: «При мне тоже кое-что было, но такого, чтоб трубы валились…» И радость при появлении этих людей, озабоченных судьбой завода, стала меркнуть.

Окульшин был предельно краток.

— Единственный выход — железная труба, то есть рудаевский вариант, — заявил он. — Но Рудаеву это кажется простым, а нам — не очень. Изготовить обечайки с такой точностью, чтобы стыковались одна с другой, нам не удастся.

А дальше — молчание. Тяжелое, давящее молчание. И неожиданно — голос Троилина. Глухой, низкий, он показался неуместно громким в застоявшейся тишине.

— Незачем гнуть обечайки. Возьмите на Строймаше готовые, сваренные корпуса цистерн. Без днищ, разумеется. Они абсолютно одинаковы по размерам. Одна на другую — и труба готова.

Збандут не спешил радоваться этой подсказке. Вот обрадовался предложению Рудаева, а оно оказалось не так-то легко выполнимым.

— А диаметр? — засомневался Шевляков. — При меньшем диаметре и тяга будет меньше.

— Лучше работать с плохой трубой, чем стоять в ожидании хорошей, — возразил ему Троилин.

— Не настолько уж и плохой. Проигрыш в диаметре мы можем компенсировать высотой для усиления тяги, — сразу сообразил Збандут. — Блестящая мысль, Игнатий Фомич. — И про себя: «Мужичок этот вовсе не такой одномерный, как мне его обрисовали. А что, если предложить ему должность в техническом отделе? Может, наскучило сидеть дома да разводить виноград? Балластом не будет. Не сегодня, конечно, чтобы не выглядело как благодарность за спасительную идею. Однако поощрить его чем-то следовало бы сразу».

И Збандут обратился к Золотареву:

— Оформите рационализаторские предложения Бориса Серафимовича и Игнатия Фомича. Только оставьте свою привычку жаться при подсчете и тянуть с выплатой.

— Ну что вы! Зачем! — встрепенулся Троилин, хотя лицо его протеста не отобразило.

— И обязательно доведите до сведения людей через городскую газету обо всем, что сегодня произошло. Как мы попали в яму и кто помог из нее выкарабкаться. Но даже не это главное. Весь город знает о происшествии, газете просто неприлично замалчивать его. Пресса подчас предпочитает страусову политику — прячет голову под крыло. Об успехах кричим без устали, а свершится вот такое… Люди должны знать, что произошло, отчего произошло. Не так вредно незнание, как полузнание. Именно оно порождает и ложные слухи, и кривотолки. И еще один смысл будет в такой информации: пусть каждый рабочий лишний раз почувствует ответственность за свой пост. Сплоховал один человек, а сорвана работа целого завода на многие недели. Хорошо, если без похорон обойдется. Еще неизвестно, что там под обломками трубы…

— Я с такой задачей не справлюсь, — заартачился Золотарев. — Это для опытного пера. Пусть бы Лагутина.

— Попросите. Можете от моего имени.

И Збандут стал распределять, кто чем должен заниматься, кто за что отвечает.

— С установлением нового всесоюзного рекорда вас, Валентин Саввич! — прокричал в трубку Суровцев, когда ровно в девять Збандут вызвал его по телефону. — От чудес всякого рода мы не застрахованы, но чтобы домну лишить трубы… Такого я пока не видывал и даже не слыхивал. А все потому, что порядка на заводе нет. Один получил распоряжение и счел возможным не выполнить, другой распорядился и не проверил. Я об автоматике.