Владимир Попов - И это называется будни

Известие о том, что Шевляков не вернется, предопределило его решение. Численко присел за свободный столик в приемной и написал заявление об увольнении.

Прочитав заявление, Ольга Митрофановна поставила на нем регистрационный номер и не без удовольствия понесла Гребенщикову.

Оперативка, как всегда, началась ровно в два, но началась необычно — с приятного сообщения.

— Могу порадовать вас, товарищи, — сказал Гребенщиков с неплохо разыгранной приподнятостью. — Настояния заводоуправления наконец-то увенчались успехом; мы получили легковые машины для служебного пользования.

Это был настоящий сюрприз. Лет двенадцать назад из соображений экономии парк легковых машин, принадлежавший заводу, был ликвидирован. Прикрепленные машины имели только директор и главный инженер. Остальные добирались до своих цехов и выбирались из них как придется. Пешком все же никто не ходил, использовали специализированные машины — хлебовозы, самосвалы, дежурные, аварийные, даже санитарные машины. В результате грошовая экономия оборачивалась убытками.

Взяв со стола список, Гребенщиков стал зачитывать фамилии тех, кого осчастливил. Рудаева в списке не оказалось, а ему по занимаемой должности машина полагалась в первую очередь.

Рудаев промолчал, но за него вступился Численко.

— Доменному цеху машина не так нужна, как главному сталеплавильщику, — заявил он. — Доменный недалеко от проходных ворот и от заводоуправления, а у Рудаева дороги длинные — цехи, которые ему подчинены, находятся в разных концах завода. Если по прямой — и то десять километров. И в заводоуправление раза два на день мотнуться приходится.

— Мною руководили такие соображения, — снизошел до объяснения Гребенщиков, — Рудаев пешком не ходит, у него есть своя машина. А вот вам…

Это была явная попытка оправдать свои действия, но попытка неуклюжая.

— Меня не ходьба донимает, Андрей Леонидович. — Численко посмотрел на Гребенщикова взглядом, который не требовал словесного перевода.

— Я не открывал общего собрания, — резко оборвал его Гребенщиков и тут же вежливо добавил: — Вы напрасно от машины отказываетесь. Допустим, вам она не нужна, но тому, кто будет на вашем месте…

О поданном заявлении еще никто не знал, и на Численко уставились все сразу. Не привыкший к общему вниманию, он густо покраснел, но тут же сориентировавшись, сказал:

— Советуя выделить машину для Рудаева, я исходил из соображения целесообразности. Кстати, у вас тоже есть личная машина, однако вы ее бережете. А насчет моего ухода… Да, Андрей Леонидович, мы с вами видимся здесь предпоследний раз. Через две недели согласно трудовому кодексу я человек свободный. Меня перспектива Шевлякова мало устраивает.

— Свободный или не свободный — это мы еще посмотрим, — зло сказал Гребенщиков и повернулся к Зубову. — Приступим к делу. Докладывайте, Данила Харитонович.

Зубов прошел суровую школу на Кузнецком металлургическом комбинате. Начал рядовым вальцовщиком, а ушел оттуда зрелым, опытным инженером. Здесь он ведал самым беспокойным производственно-распорядительным отделом, в функции которого входит круглосуточное наблюдение за производством. Он прекрасно выполнял обязанности главного инженера, в нем многие видели первого кандидата на должность директора, и Гребенщиков на всякий случай принимал профилактические меры, чтобы этого не случилось. Где только можно было он говорил, что Зубов весьма натасканный оперативщик, но технический кругозор его узок.

До Зубова эти разговоры доходили, но они не расхолаживали его. Трудился он не покладая рук не ради славы и не ради высоких постов. Он был из породы одержимых.

Зубов методично стал докладывать, как работали цехи в прошедшую неделю и какие задачи стоят перед ними на следующую. Гребенщиков иногда прерывал его, требовал уточнения, вставлял замечания, касающиеся отдельных начальников цехов. Все шло своим чередом, только гораздо спокойнее, чем обычно. Но когда стали разбирать дела транспортного цеха, разразилась перепалка. Зубов ополчился на железнодорожников, обвиняя их в том, что подолгу держат вагоны порожними, начальник транспортного цеха утверждал, что медленно разгружают и медленно грузят металлургические цехи. Сторону Зубова держал Галаган, сторону транспортников — Рудаев. Все они оперировали цифрами, и трудно было разобраться, кто же в конце концов прав.

Обычно Гребенщиков сдерживал спорщиков, но сейчас он сидел задумавшись, и страсти разгорелись вовсю.