Упорен Гребенщиков. Поставив перед собою цель, он идет к ней твердо и непреклонно.
Как ни ссылался Глаголин на свою занятость и переутомление, как ни просил подобрать кого-нибудь другого, в конце концов ему пришлось сдаться. Гребенщиков, как оказалось, умел не только настаивать и принуждать, он умел еще убеждать и по-человечески просить. Этим приемом он и сломал сопротивление Глаголина.
Не раз выговаривал Юрию отец, не раз увещевал брат, не раз стыдила сестра, но это не оказывало на него особого действия — все чаще возвращался он домой под хмельком. Зайдет после работы в какой-нибудь погребок, опрокинет сто граммов и ходит потом не пьяный и не трезвый. Даже не скажешь, что навеселе, потому что после любой дозы настроение у него не поднималось, а падало, и ему самому было непонятно, зачем он пил. Ну, если в компании — тут хоть причина есть: неудобно отказывать приятелям. Что он, не мужчина, что ли? А вот когда один — вроде бы ни к чему, и все равно его тянуло выпить.
После того как Юрий окончательно понял, что Жаклина для него потеряна, он, как начинающий выздоравливать больной, даже испытал облегчение. Подумаешь — принцесса! Такие, как она, косяками ходят по «Бродвею». И вообще брак ему ни к чему. «Брак — форма отношений неравноправная, — успокаивал он себя. — Всегда одна из сторон угнетает другую. Недаром ребята зло шутят: «Браком хорошую вещь не назовешь». Да и кто-то из классиков говорил, что женишься ты или не женишься — все равно пожалеешь о том, что сделал. Так уж лучше жалеть, что не женился».
Но чтобы все-таки не жалеть, Юрий решил вышибать клин клином — зачастил на «Бродвей», стал заводить знакомства. Парень он симпатичный, внешности броской, знакомства удавались ему без труда. Только ни одной девчонки, которая приглянулась бы ему, он так и не встретил и ни с одной не закрутил. Не то, не то. Ни душевной теплоты, которая так привлекала его в Жаклине, ни умения вести себя и непринужденно, и вместе с тем отгораживающе. Или холодные разговоры о высоких материях или податливость сверх всяких пределов. Не нравились Юрию и самолюбивые девушки, строившие из себя недотрог, — отпугивала перспектива длительного ухаживания, — и такие, что легко выдавали авансы. Какая радость обладать той, которая может принадлежать каждому.
Кончалось тем, что, проглотив от огорчения в погребке пару стаканов портвейна, Юрий разочарованный возвращался домой.
А дома… Услышав запах спиртного, охала мать, донимал нравоучениями отец. Вырвался бы он с удовольствием из-под родительской опеки, да вот затянула работа. Он на хорошем счету, его хвалят, его ставят в пример. И к ребятам привык. Очень уж славные парни подобрались в бригаде. Все как один бойкие, компанейские.
Держало его на привязи и нежелание отдаляться от Бориса. Их отношения, пройдя испытания, не только стали прежними, но даже улучшились. Правда, в цехе, как и раньше, родственных связей они не демонстрировали. Борис обращался с ним, как со всеми другими рабочими, уважительно: и обидной снисходительности не выказывал, и плечо для похлопывания не подставлял. Это очень нравилось Юрию в брате. Впрочем, Борис ему нравился решительно всем. А его всеумение вызывало хорошую зависть.
Юрий всегда слышал от отца, что начальство может только руководить и не может делать то, что делают все под ним стоящие. Борис опроверг это утверждение. Он мог все. И молотом ударить, когда потребовалось, и кислородной трубкой «козла» выжечь, и подправить выпускное отверстие. Особо оценил Юрий находчивость брата. Осваивали, к примеру, второй конвертор. Во время выпуска одной из плавок металла оказалось значительно больше нормы — просчитались с весом чугуна. Ковш полон до краев, как рюмка у хорошего виночерпия, а шлака ни капли. Запахло бедой. Без шлака в ковше не обойтись. Он что теплоизоляция, что шуба для человека в мороз. Нет шлака — застынет металл сверху коркой, прихватит стопор — не откроешь его, чтоб начать разливку, а если и откроешь — все равно благополучно не разольешь. По счастью, подскочил Борис.
— Да что ж вы, огольцы, смотрите?
Схватил лопату, загреб извести, бросил в ковш. Тогда конверторщики за ним без всякой команды — еще и еще. Завели шлак в ковше, укрыли металл и разлили плавку. «Молодец Борис, — подумал тогда Юрий. — Видно, что прошел суровую школу рабочего, что знает дело не от «а» до «б», а до последней буквы алфавита».
О тех высотах, которых достиг Борис, Юрий не мечтал, но и топтаться на месте не собирался. Хотя бы ради того, чтоб утереть нос Жаклине. Поступит он в школу мастеров, овладеет в совершенстве своей огненной профессией и, кровь из носу, завоюет себе славу. Пусть тогда разборчивая невеста слезки льет, какого хорошего парня пропустила, кем пренебрегла.
Читать дальше