Владимир Попов - И это называется будни

Поднялся.

— Доброжелатель, Андрей Леонидович, не тот, кто угодничает и поддакивает, а кто называет вещи своими именами. Надеюсь, мы все выяснили?

— Даже больше, чем нужно.

Когда Межовский попросил, чтобы Гребенщиков дал распоряжение отвезти его обратно, тот пренебрежительно бросил через плечо:

— Городской транспорт достаточно налажен.

Это означало, что война объявлена.

Гребенщиков проводил Межовского до двери лишь затем, чтобы запереться. Надо было побороть в себе приступ бешенства, дабы не превратить в пепел того, кто войдет в кабинет первым. Потоптался, выпил воды, постоял у окна, пересчитывая прохожих, но заряд злости не уменьшился, а даже возрос и настоятельно требовал выхода. Чтобы не разбить какой-либо предмет, не бабахнуть графином по паркету, схватил телефонную трубку и не глядя нажал на коммутаторе первый подвернувшийся номер. К несчастью, ему попался начальник безупречно работавшей кислородной станции Карий. Ну как, за что обругать этого старательного, услужливого человека, у которого к тому же и превосходные показатели, а в помещениях больничная чистота? И Гребенщиков принялся методично поносить его за захламленность территории вокруг станции и еще за какие-то грехи.

Напрасно Карий говорил, что участок этот убирает дворовый цех, а разбросанные детали принадлежат отделу главного механика. Он вынужден был испить горькую чашу до дна и выслушать поток обвинительных слов, из коих самым слабым было «подлость». Захламленность во дворе — подлость, непорядок на складе — подлость. Все подлость.

Умудренный опытом общения с Гребенщиковым, Карий в конце концов признал свою вину и пообещал силами своего цеха убрать территорию.

Гребенщикову стало легче, но не легко. Кричи не кричи, а задуманный план провалился. Это все равно что грохнуться на ровном месте. Чего-чего, а такого афронта со стороны Межовского он не предвидел.

Нажал кнопку на коммутаторе, вызвал к себе юриста.

Маленький, словно мумифицированный человек, неудачливый в карьере, несчастный в семейной жизни, был готов выполнить любое повеление Гребенщикова, лишь бы не вызвать его недовольства. Со смиренным видом хорошо вышколенного официанта он внимательно выслушал сбивчивую, не очень разборчивую тираду, пытаясь уловить, чего же хочет директор, и, уловив наконец, радостно закивал головой. Не уплатить институту за проведенные исследования? Можно не платить. Расторгнуть договор? Трудно, но тоже можно. Открутиться от неустойки? И это можно, если умело обосновать мотивы.

Под конец дня директору металлургического института сообщили, что договор на исследования вследствие медленного темпа работ, низкого качества и полной их бесперспективности расторгнут.

Для Межовского это был удар сокрушительной силы. Он ломал творческие планы кафедры, подрывал его личный престиж и наносил материальный ущерб институту. Хозрасчетная работа из прибыльной превращалась в убыточную.

Неудачный исход переговоров с Межовским нисколько не охладил Гребенщикова. Даже распалил его. Поразмыслив как следует, он понял, что с институтом, где работает Межовский, ему не нужно было связываться. Там его знают все научные работники и не особенно жалуют. Могли при тайном голосовании набросать столько черных шаров, что потом переиграть все сначала было бы невозможно. И он решил договариваться о защите диссертации с другим институтом — областным индустриальным.

Встретили его там любезно — производственник такого масштаба для института находка. От кандидатских экзаменов пообещали освободить, но предупредили, что диссертация должна соответствовать всем обычным требованиям, что никаких скидок ему делать не будут.

Только сейчас, когда предстояло приступить к делу, Гребенщиков, прикинув объем работы, пришел в смятение. Надо было переворошить уйму материала, ибо без истории вопроса, без критики работ предшественников и без увязки всего материала с ядром диссертации — ее математической частью — обойтись никак нельзя. Но где взять время? И он пришел к выводу, что наиболее разумным было бы переложить эту кропотливую и нудную работу на другие плечи и лучше всего, если бы ему удалось уговорить Глаголина. Человек он неболтливый, способный, у него это получится быстро и грамотно. Правда, он сейчас с головой ушел в разработку алгоритма. Но ЭВМ может подождать. Месяцем раньше, месяцем позже — роли не играет. А вот с диссертацией время не терпит. Во-первых, потому, что с личными делами всегда нужно торопиться, а ему во «взвешенном состоянии» (министерство не спешило с официальным утверждением его в новой должности) — тем более; во вторых, где гарантия, что не сегодня-завтра появится более совершенная фурма, по сравнению с которой «ГРИГ» будет пройденным этапом. Тут промедление смерти подобно.