Екатерина Шевелёва - Испытания

А ведь старалась забыть его! И удавалось, когда повседневность оказывалась такой объемной и захватывающей, так напряженно пульсирующей токами и пронизанной вихрями, что Ольга растворялась в ней со всей своей великой любовью.

Известны Сады Бомбея. Яркая тяжелая масса зелени на металле. Деревья и кусты уцепились за тонкий слой жирной, сдобной земли, покрывающей металлический каркас водохранилища. Ольга не раз глядела на Сады Бомбея, забыв, что ее любовь, в сущности, такая же, на металле.

Тогда, в Индии, Ольга не умела отделить себя от могучей знойной плоти, окружающей ее и жаждущей существовать — вбирать в себя нероссийскую красу пальм, баньянов, океанских волн, диковатых, как необъезженные жеребцы; воздух, солнце, звезды, космос.

Однажды на Бхилаи Ольга подошла ночью к окну, плотно задраенному от беспощадной круглосуточной жары, отдернула штору и отпрянула: стекло снаружи, все сплошь, кишело крохотными цепкими существами.

Ольга не умела отделить себя от плоти, стремящейся окрыленно подняться в своем существовании от того высшего рубежа духовности, на котором только любовь и смерть; ни времени нет, ни расстояний, ни тем более таких «мелочей», как: встречается ли она, Ольга Пахомова, — не мысленно, не воображаемо, а в будничной повседневности — с ним, Андреем Ваграновым?

Но завтра эта «мелочь» грозила заслонить для Ольги все на свете: завтра Ольга неизбежно увидится с ним, хотя вот уже три месяца — с момента приезда Вагранова сюда, в старый русский город, областной центр, — она избегает возможных встреч. Завтра увидится. Он узнает ее. Или не узнает. Он редактор газеты и, конечно, приедет на открытие выставки. И Ольга приедет. Директор завода Озолов чуть ли не приказом обязал всех командиров производства: «Наша выставка!» На средства озоловского завода был построен огромный выставочный павильон — стекло и бетон — в старом парке на берегу реки.

Длинный щит с этим объявлением был укреплен на стене древнего русского монастыря. И оказалось, что массивная простота монастырских ярусных башен гармонирует с лаконичным силуэтом электромотора, изображенного на щите.

Мощные лампы дневного света властно распоряжались июньскими сумерками, обостряли воображение. Поздние прохожие оглядывались на объявление. Ольга притормозила свой «Москвич» и тоже оглянулась.

…Сколько ни повидай разных мест на Земле, нигде не почувствуешь мощных противоречий нашего времени так, как в древнерусском городе. Нигде так не испытаешь столкновения ритмов, сотрясающих все существо планеты. И нигде так внезапно и остро — будто просвет из суеты будней в бесконечность — не вдохновит тебя мысль о возможности гармонии в жизни человечества. Может быть, потому, что математические основы древней архитектуры России, подлинные чудеса композиции, поиски и утверждение закономерностей — все это близко современным процессам технической революции? А может, потому, что скоростной ритм огромного завода вторгается в сохраненную архитектурой атмосферу давних неторопливых веков.

Возможность гармонии в жизни человека… В целом. В конечном счете, так сказать. Но, наверно, никогда не будет гармонии в жизни каждого человека. Во всяком случае, в ее жизни — в судьбе Ольги Пахомовой, главного экономиста завода, имеющей хорошего, умного мужа, вырастившей двух дочерей.

Ольга резко вытолкнула «Москвич» из белесой полосы света возле монастырской стены. И долго еще вычерчивала стремительные прямые линии и крутые углы на уже пустых улицах и площадях…

Эта июньская ночь оказалась беспокойной не только для Ольги Пахомовой.

Уже давно городская студия молодых художников получила в горкоме комсомола разрешение участвовать в оформлении выставки, «добро» на все свои картины.