Альберт Усольцев - Есть у меня земля

После смерти Лизаветы, жены Шишигина, все реже и реже появлялась в сторожке Варвара Семеновна: «Боюсь разговоров, Кузьма». А вот в доме, при ребятах, она была настоящей хозяйкой: стирала, мыла, скребла белесые полы, пекла пироги на праздники. Особенно получались у нее маковые лепехи и варенный в масле «хворост». Это любил Никола. Как-то в домашней тиши — Артем с Николой убежали в кино — попробовал Шишигин ее обнять. Да неловко вышло. Отстранилась она. Тихо, даже с обидой произнесла: «А вот этого не надо, Кузьма. Не за этим хожу». А за чем, хотел спросить Шишигин, да вовремя удержал язык. Потому как тот наверняка бы добавил — своей домашней заботы, что ли, мало?!

Чем околдовал мельничиху Семаков, трудно было понять. Анисим Марковских, заметив неравнодушие «главного районного бракодела» к Варваре Семеновне, пояснил Шишигину: «Воинским этикетом берет, шельмец!» Шишигин в армии не служил и не знал, что это такое — «воинский этикет». Но Анисим Марковских не был бы Анисимом Марковских, если бы не разъяснил: «Прямая походка и гусарская выправка!» Понятней не стало, но весомость увеличилась.

И сегодня с опаской входил Шишигин в дом Варвары Семеновны. Хотелось помочь Семакову. Несколько слов, и дело сделано. И сказал эти слова о «нашем товаре, вашем купце» Шишигин, вовремя сказал. Дальше все пошло как по маслу. Усадила невеста жениха со сватом пить чай. Чекушку выставила, раньше такого не бывало, а накачав чаем до пота, тихонько сказала:

— Спасибо, гостеньки, за сватовство. Большое спасибо, уважили.

Варвара Семеновна вдруг заплакала и ушла на кухню. Ее долгонько не было. Семаков забеспокоился:

— Кузьма Захарыч, надо бы меры принять…

— Какие меры?

— По борьбе со слезами.

— Поплачет, сама выйдет. Это с женщинами бывает. От горя плачут, от счастья — того больше. Ничего, в Миассе воды прибудет.

— А не пора ли тебе, Кузьма Захарыч, взглянуть на эти воды. На родную, так сказать, стихию, — по-военному прямо предложил Семаков.

— Ага, щас, — начал торопливо собираться Шишигин, понимая ненужность своего присутствия.

— Благодарю за содействие, у тебя — наговоренные слова. Не ошибся я в выборе «свахи». Магарыч за мной.

В дверях Шишигин столкнулся с Варварой Семеновной.

— Куда ты, Кузьма? — спросила она.

— Как — куда, к реке.

На глазах Варвары Семеновны не было и следа слез.

— Согласна замуж? — спросил’ Шишигин.

— Согласна. Да толька не за вас, Иван Ильич, вы уж извините. У нас с вами земли общей нет. Даже огородика… А вот за тебя, Кузьма, я выйду замуж.

Шишигин даже растерялся от такого оборота дела.

— Как же так, — растерянно произнес он. — Нужно за Ивана Ильича.

— Кому нужда в Иване Ильиче, тот пускай за него и идет. Ничего не имею против — мужчина видный, самостоятельный. Но не для меня, так я рассудила-по-думала. С ответом, Кузя, не тороплю.

Из дома Шишигин вышел вместе с Семаковым.

— Вот так, — грустно подвел итог Семаков, — вошли как вареные, а выскочили как ошпаренные.

После необычного сватовства Шишигин спустился к своему мосту. Надо было остыть, все обдумать. Хоть моста уже и не существовало и два берега щерились друг на друга развороченными взрывчаткой кирпичными дуплами, но в душе Шишигин по-прежнему отметил: «Пойду, загляну на свой мостушко». Сторожки тоже не существовало — разобрали на дрова расторопные хозяева ближних домов. На насыпи воротами в никуда торчали намертво вкопанные самим Шишигиным два рельса для шлагбаума. Сам шлагбаум, железную сварную трубу, тоже кто-то прибрал для мелких хозяйственных надобностей. Шишигин присел на вывернутый из цоколя рваный куб. Внизу женщины вальками колотили половики на широком плоту. Тихо и спокойно перекатывалась через песчаную отмель вода. Воды летом в реке становилось мало — разбирали окрест лежащие колхозы мощными насосами для полива лугов, огородов, садов. На реке по всему течению не стояло ни одной электростанции, не ходили по ней пароходы, даже катера из-за мелководья, но украшала и поила она своей нетолстой синей ниткой большой район. Когда Шишигин в райисполкоме, в кабинете предрика, смотрел на карту, то ему казалось, что деревни, села и деревнюшки, как стада в жаркий полдень, собрались с зелени обширного луга и припали к едва заметной вьющейся нитке, пьют неторопливо, досыта, и река, словно добрая степная мать, не спешит отрывать своих дитятей от груди, давая им живительной влаги столько, сколько они пожелают, даже не задумываясь о себе, о своей красоте.