Александр Котов - Похищение Прозерпины [Рассказы гроссмейстера]

— Острят насчет ничьих, — объяснил Диллетайн. — Художник показывал мне эту карикатуру, он рисовал в клубе…

— А знаете, дон Хосе, с бородой вы мне больше нравитесь! — воскликнула Кончита.

— Рад слышать, дорогая. Сегодня же куплю средство для ращения волос.

— Но почему они вам нарисовали черную бороду? — взялась актриса за Алехина. — Вы же блондин, вам больше подойдет небольшая русая бородка.

— Вам виднее, синьорита, — отшутился Алехин. — Это по вашей части — находить грим и подбирать, кому какую носить бороду.

«И рога тоже», — хотел добавить Диллетайн, но вовремя сдержался.

— А ведь действительно вы будете делать ничьи до самой старости, — уверенно заявила Кончита. — Сколько вы уже их сделали?

— Пока немного, — ответил за партнеров Диллетайн. — Четырнадцать.

При этом он подумал, что ей-то, Кончите, неплохо бы помнить счет в самом важном сражении Капабланки.

— После двенадцатой партии было восемь рядовых ничьих, — сообщил секундант Алехина.

— Ну вот видите, как много! И правда, у вас скоро отрастут бороды.

— Вот почему я и предложил доктору Алехину прервать матч, считать его ничейным. Через год можно сыграть новый, — безразличным тоном, обращаясь только к Кончите, произнес Капабланка.

Свою самую заветную мысль он высказал вскользь и в такой форме, будто она его ничуть не интересует. Чемпион мира еще ни разу не предлагал Алехину прекратить матч, но говорил так, чтобы облечь важное предложение в ничего не значащую шутку.

Кончита поняла, что легкость тона Капабланки напускная. Два рядовых поражения подорвали веру чемпиона в свои силы, и он не раз уже говорил Кончите, что, по-видимому, ему не удастся спастись. Хосе Рауль стал задумчив, в последние дни часто грустил. Несмотря на предсказания Кончиты, он перестал уже верить в благополучный исход матча и даже послал телеграмму своему другу — президенту Манхаттэнского шахматного клуба Финну с просьбой организовать через два года матч-реванш с Алехиным.

Кончита решила поддержать Капабланку.

— Эти бесполезные ничьи только вас изнуряют, — тоном жалеющей матери произнесла она. — Бедный дон Хосе, он даже заснул во время шестнадцатой партии.

— Спать-то спал, да все видел, — засмеялся Алехин. — Как проснулся, так сразу разменял все фигуры.

С минуту за столом царило молчание.

Кончита решила еще раз вернуться к щекотливому вопросу.

— Так что же, кончаем матч? — обратилась она к Алехину. — И такой закатим праздник, на весь Буэнос-Айрес! Весь театр «Бата-клан» будет танцевать на банкете.

— Ради этого я согласен сделать все что угодно, — отшутился Алехин.

— Я тоже не возражаю, — присоединился чемпион мира.

— Прервать, конечно, можно, — продолжал Алехин, решив выяснить намерения своего противника. — А когда играть снова?

— Через год можно встретиться вновь, — предложил Капабланка. — Только на этот раз нужно будет подумать о ничьих. Может быть, проще ограничить число партий в матче?

— Я думаю, лучше доиграть до конца этот матч, — немного подумав, произнес Алехин. — Боюсь, мы с вами не скоро договоримся, и у нас действительно вырастет борода, пока мы еще раз встретимся. Пусть уж она вырастает от ничьих!

Этот решительный отказ Алехина создал напряженность за столом. Капабланка сразу умолк, перестала шутить и Кончита. К счастью, обед к этому времени кончился и можно было расходиться. Алехин и Диллетайн попросили разрешения подняться из-за стола и, распрощавшись, ушли.

Кончита видела, как сильно расстроился Капабланка. Да и у нее самой, пожалуй, впервые за все время матча появилось ощущение, что дон Хосе не сможет удержать титул, она уже не верила в собственные предсказания. И сердце ее не обманывало: ближайшее будущее принесло Капабланке новый чувствительный удар.

— Должен признаться: я изменил свое мнение о Капабланке. Он более достойный боец, чем я предполагал.

Слова Ласкера удивили Ауеса. Слишком уж часто ему приходилось слышать неодобрительные отзывы своего соотечественника об игре кубинца. Ему хорошо была известна давняя ссора между ними. Он подумал: Капабланка скоро потеряет звание чемпиона мира, и, может быть, поэтому Ласкер стал к нему более снисходителен, простил прошлые высокомерные высказывания и статьи.

— Я говорил, что Капабланка легко деморализуется после проигрыша, что он нестойкий боец — продолжал Ласкер. — Это было правильно: постоянные удачи, успех его избаловали. Но вот кубинец проиграл подряд две партии, одиннадцатую и двенадцатую. Под угрозой оказался титул шахматного короля. И, к чести Капабланки, в этот момент он преобразился. Его замечательные природные способности, огромный талант — все было мобилизовано для спасения матча. Не вина кубинца, что ему не удалось ничего сделать — таким великим оказался его противник!