Иван Пташников - Тартак [журнальный вариант]

Тихо замычала возле кладок их корова. Посмотрев на кладки, Па­нок увидел, что корова — она была привязана в мелком ольшанике, бе­лобрюхая, видать издалека,— машет хвостом и, подняв голову, смотрит в лозняк на людей.

Здесь, в Корчеватках, на болоте, только у них одних корова. Коров все побросали около подвод в бору, когда немцы открыли по ним стрельбу. Один Панок привел корову сюда. У них же малыш на руках. А у Верки пропало молоко в тот день, когда в Долгинове «Железняк» брал во второй раз гарнизон,— пропало, наверно, от испуга.

Он не помнил, как перевел корову через кладки и криницу. В Кор­чеватки, в болото, никогда не осмеливался ступить ни один пастух.

Чугунок стоял возле огня, глубоко осев в мох. Был накрыт большой сковородой — сковороду с чугунком несла через болото в узелке за пле­чами Верка.

«Не скоро вскипит молоко на таких дровах...»

Топор лежал на подстожнике в изголовье, и Панок, нагнувшись, осторожно, чтобы не разбудить детей, поднял его. Старый (его уже раз наращивали в кузнице), с черным, в смоле, топорищем, топор был тяже­лый и оттягивал руку. Когда Панок, размахнувшись, рубанул по сухому еловому комлю, топор зазвенел — в лесу далеко было слышно.

— С ума сошли Панки. Что они делают? — сказал кто-то в лозня­ке. Голоса Панок не узнал. Болото большое. Когда начали стрелять, мно­гие еще вчера ушли на Борки.

На подстожнике сидела Сергеиха с детьми — выбрала место побли­же к ним.

Панок посмотрел в ту сторону, где снова замычала корова, и уви­дел, что во многих местах качается лозняк, слышно, как люди перего­вариваются между собой шепотом: нет, многие остались, видно, не все ушли на Борки.

Бояться нечего: дыма из деревни никто не увидит, всюду туман. Костер под самой елью, дым идет вверх по дереву, скрываясь в ветвях. Надо только сходить за коровой и привязать ее поближе, а то будет мычать все время, искать Верку.

— Верка...— сказал он, показав на кладки.

— Сходи сам. На землю выдой. Не во что у нас больше доить. Не выдоишь, будет маяться. И топор возьми. Там и дров нарубишь. Мне не отойти. Хлопец неспокойный. Хоть разбуди кого из девчонок комаров отгонять. Ноют и ноют, голодные, людей почуяли. Иди подои. На новое место привяжи. Выбила все под ногами за ночь. В грязи вся...

Верка говорила громко, во весь голос, как дома; казалось, она ни­чего не боится: ни того, что из деревни могут заметить дым, ни того, что мычит корова. Услышав Веркин голос, в лозняке громко заговорили и другие; звякнуло у кого-то ведро.

Панка вдруг снова схватил кашель.

Нагнувшись к земле, к самой траве, он увидел, как из-под ног по­ползла в траву гадюка — убегала. Он долго смотрел в ту сторону, где качался круглец, затем посмотрел под ноги: обутые в лапти, они совсем промокли.

Он уже дважды переобувался ночью, закручивая пальцы сухим концом портянок. Видно, простыл за ночь, раз его поминутно бьет ка­шель. Раньше так не бил.

Туман рассеивался, из-под него теперь просвечивало большое круг­лое солнце; сверху сыпалась мелкая, как пыль, изморось, словно осенью.

В мелком ольшанике, где стояла корова, цвела рябинка — на высо­ких ножках пестрели желтые цветы — и пахла на все болото.

Корова за ночь вытоптала под собой траву — кусали комары — и стояла теперь в грязи, как во дворе возле хлева, когда в дождливую пору ее рано пригоняли с поля домой.

Повод был жесткий и твердый, стоял как прут, корова втоптала его в грязь, и он выскальзывал из рук, когда она мотала головой. Панок закрутил его на руке, зажав конец в ладони. Повод был из старого, про­шлогоднего витого постромка; корова, дергаясь, его надорвала, лопнула одна нить.

Когда затрещало впереди в ольшанике и повод выскользнул из рук, Панок прыгнул и, поймав его за самый конец, полетел локтями в воду. Почувствовал, что тащится по земле и что-то твердое уперлось в живот.

«Топор... Был заткнут за пояс...»

Он опустил повод, вскочил на колени и увидел, что корова свали­лась на передние ноги и подогнула голову: копыта обвила веревка.

Встав на ноги, Панок передвинул топор с живота на спину и выпу­стил из рук повод. Корова не вставала, лежала, подогнув передние ноги.

Снова рвануло за ольшаником, невдалеке от лозняка, и застрекотал пулемет в бору возле криницы, где они вчера оставили подводы. Замы­чала лежа корова. Закричали в лозняке бабы, и заголосили у кого-то дети — не ихние, он узнал бы. По болоту бежали.

Он посмотрел в ту сторону, где был подстожник, и увидел, ка.к яркогорит в кустах костер — разгорелись еловые сучья и над елью высоко вверху вился дым, стоял столбом, клонясь в сторону деревни...