Александр Шевченко - Всюду жизнь

— «Только затих народ в ауле, Жилин полез под стену, выбрался. Шепчет Костылину: „Полезай“. Полез и Костылин, да зацепил камень ногой, загремел. А у хозяина сторожка была — пестрая собака, и злая-презлая; звали ее Уляшин…»

На всю жизнь запомнил Федя рассказ, татарина с красной бородой, тревожную ночь побега, звезды высоко в небе — по ним пленники примечали, в какую сторону идти, — молодой месяц над горой кверху рожками, густой туман, белевший в низинах, испугавший беглецов треск сучьев, когда пробежал олень…

Федя не сводил глаз с необыкновенно нежного, с тонкими, одухотворенными чертами лица учительницы. Она не была похожа на других женщин поселка и казалась одинокой, отбившейся от стаи птицей, неведомо каким случаем заброшенной сюда из какого-то другого, неизвестного Феде прекрасного мира.

Она никогда не повышала голоса, не ругала учеников, но было в ней что-то такое, что останавливало самых озорных ребят. Наверное, это были ее доброта и обезоруживающая, ну прямо-таки совершенно детская житейская беспомощность и беззащитность. Видно, у нее никого близких на свете не осталось, она жила тут же при школе. Жила давно. Ее учениками были отцы и матери нынешних учеников. Школьников учительница любила самозабвенно, как своих родных детей. Только иногда скажет, глядя на провинившегося большими задумчивыми глазами:

— Я знаю, у тебя доброе, отзывчивое сердце, зачем же ты обижаешь маленького?

После уроков Федя подошел к Полине Филипповне и попросил посмотреть книгу, которую она читала.

— Эту книгу написал великий писатель Лев Толстой, — сказала она и такими же белыми и нежными, как ее лицо, тонкими пальцами раскрыла книгу и показала портрет белобородого старика с лохматыми, сурово насупленными бровями. Федя сразу узнал — это его портрет висел в классе. — Я могу дать тебе почитать книгу при условии, что ты никому не передашь ее и не затеряешь. Я получила ее в награду при окончании учительских курсов…

Когда он брал книгу, то почувствовал, что тонкие, слабые пальцы учительницы были будто ледяные.

Дома он уселся за печку у лампы с привернутым фитилем и читал книгу, не отрываясь, всю ночь.

Она потрясла его, как великое чудо.

На испещренных черными буковками бумажных страницах оживали разные люди, Федя видел их лица, глаза, видел, как они скачут на лошадях, крадутся по земле, подкарауливая врага, глядят на звездное небо, слышал их голоса, конский топот, выстрелы. Сердце его колотилось, когда людям грозила опасность или они страдали. И эта воображаемая книжная жизнь была для него более реальной и волнующей, чем та, которая его окружала. Полина Филипповна удивилась, когда Федя на другой день вернул книгу.

— Не понравилась?

— Что вы, очень понравилась!

— Неужели всю прочитал?

Узнав, что он читал ночь напролет, учительница еще больше удивилась. Она расспросила Федю о книге и, убедившись, что он прочитал ее, дала ему другую — сказки Пушкина, но предупредила, чтобы он не торопился возвращать ее, не читал ночью.

С того времени Федя стал читать запоем. Учительница не имела детских книг, поэтому получилось так, что он их не знал и начал чтение с классиков. Наверное, это и стало одной из причин его необычайно быстрого развития и недетской серьезности. В книгах люди изображались умными, честными, добрыми, любили друг друга. А если в книгах и встречались жестокие, злобные и мстительные люди, то и они, и их поступки всеми осуждались и было ясно, что жить надо не так, как эти ничтожные людишки, а так, как жили Спартак, Степан Разин, Чапаев, Павка Корчагин, Алексей Мересьев и вообще все революционеры и великие люди.

Книги рассказывали, что в неизвестных ему краях, за синеющими вдали горными хребтами, лежала таинственная земля, где строились новые заводы, шахты, нефтепромыслы, возводились белокаменные города, и Федя страстно мечтал поскорее вырасти и уехать в большой, манящий мир.

У впадения Говорухи в Студеную возвышались поросшие соснами обрывистые скалы — Максимкины столбы. Поселковые дети любили забираться на их вершину. Когда день кончался и тень от огромной горы холодным, сумрачным крылом ложилась на Улянтах, на скалах еще долго светило солнце и дети грелись в его угасающем тепле.

Осень. В высоком и просторном, блекло-голубом поднебесье лебединой стаей медленно и величаво плывут в полуденную теплую сторону редкие белые облака. В холодном прозрачном воздухе Феде с Максимкиных столбов все видно далеко и четко: и обнажившиеся в поредевшей тайге увалы, и белеющие за ними заснеженные горы, и отливающая тусклой сталью, уходящая в неизвестность река. Налетает порывами ветер, тонко, вкрадчиво посвистывает в соснах, треплет порыжевшие космы лиственниц, шуршит в пожелтевших березах и осинах, и мертвые листья стаей испуганных птиц срываются с деревьев, летят вниз и падают на обнаженную, черную землю.