Александр Зуев - Через сердце

— Ах, ах! — хлопотала около гостей старушка. — Промокли-то до ниточки! Неужто пешком шли?

— На березовом кондукторе приехали, — сказал Черепанов, ставя палку в угол. — За дорогами сын плохо смотрит, машину утопили.

— Ах, ах! Все дожди, Степан Ефимович!

— Гуляете, значит!

— А что поделаешь! У вас в городе вон сколько гулевых дней-то, небось тоже не пропустите? — задорно усмехнулась старушка.

— Нехорошие, бабушка, ведете речи. С душком эти речи, знаете с каким?

Черепанов сел на лавку и стал стягивать сапоги.

— Повесь к печке, — протянул он отсыревшие портянки. — Дай-ка нам сюда коты или валенки, что там у тебя есть. Да одежу возьми просушить.

Старушка достала с печи залатанные валенки. Потом зажгла пучок лучины и спустила в самовар, накрыв трубой.

— Где сын-то? В чайной небось сидит? Послала за ним?

— В правление ушел. Опять ругать приехал, Степан Ефимович? Ох ты, ругатель же! — погрозила ему кулачком старушка. — Все ездишь, ругаешься?

— Ладно, ладно! Не ругать вас…

Сергей Ильич подвернул промокшие брюки, с удовольствием сунул ноги в нагретые валенки и прошелся по избе.

— А вы дальние ли будете? — зорко воззрилась на него старушка.

Сергей Ильич сказал.

— Жена есть? Детки?

— Есть и то и другое, — улыбнулся Сергей Ильич.

— Ах, ах! И чего вам только не сидится в городе? Беспокойство какое взяли — ехать к нам в такие дожди. Зачем приехали-то?

— Помогать вам по сеноуборке.

— Помогать? Раньше вот никакой помочи не было, дело само шло. А теперь, как налили тут море, так и дождям конца нету. Помогли бы вот как-нибудь дождь остановить…

Занозистая старушка удалилась за перегородку. Сергей Ильич вспомнил свой разговор с «Ветродуем» и еще раз подумал о своем упущении: вот ведь он опять не нашелся что ответить на этот вопрос. Он чувствовал за спиной насмешливый взгляд Черепанова.

Пришел председатель. Это был молодой, статный парень в крепко затянутой широким ремнем гимнастерке. Кармашки на груди, туго набитые бумагами, топырились. Смазливое лицо парня было хмурым, глаза настороженно оглядывали гостей.

Все сели за стол.

— Давай рапортуй, — неохотно сказал Черепанов.

Он сидел, подперев щеку ладонью, — было похоже, что у него внезапно разболелись зубы. Глаза его безучастно уставились за окно.

— Погода-то, видите, Степан Ефимович, какая стоит… — начал председатель.

Голос его был неохотен, слова шли туго.

— Ты не о погоде, — перебил Черепанов, — скажи, как с сеноуборкой?

Председатель достал из кармана какую-то бумажку и разгладил ее на столе.

— Сеноуборка? С сеноуборкой из-за дождей дела неважны. Сделали мы пробный обкос, но…

Лицо Черепанова сразу перекосило, как от приступа сильной боли, но он смолчал.

— Но… колхозники наши говорят: чего сеногной-то устраивать, надо еще обождать.

— А вешала? — сквозь зубы выдавил Черепанов. — М-м?

— Вешала? Дело это новое, неиспробованное… Признаюсь, отнесся с холодком…

— А вот же рядом у вас, в «Дружбе», отлично сушат на вешалах! — сказал Сергей Ильич.

— Оно, может быть, и так, — согласился председатель, — но видите, дело это новое, на практике мы не проверяли.

— Почему же?

— Народ не согласился… Я думаю, время еще не ушло…

Черепанов не сдержался и так шлепнул ладонью по столу, что где-то звякнула посуда:

— А когда ты будешь хлеб убирать? А?

Председатель молчал. Пальцы его, разглаживавшие бумажку, чуть приметно дрожали.

— Мы приехали вам помочь, — мягко заговорил Сергей Ильич. — Поэтому нам надо точно знать, в чем у вас задержка, какие трудности.

— Трудности? Народ у нас такой, я считаю…

Красивые глаза председателя смотрели беспомощно, устало, даже грустно.

— Ну что же, — сказал Сергей Ильич, — давайте соберем народ, поговорим с народом. Позовите правление, бригадиров, звеньевых, комсомольцев, актив, какой есть…

— Хорошо. Мама, ты давай на стол самовар, а я пойду собирать людей.

Председатель ушел. Старушка подала самовар, выставила блюдо с ржаными лепешками и жестяную банку с цветными кругляшками дешевых конфет.

— Уж отпустили бы, Степан Ефимович, сынка-то из председателей, — просительно заговорила старушка, — трудно, вишь, ему!

— Трудно? А кому легко? Ему трудно, и мне трудно, всем трудно. Даже Ленин говорил: дьявольски трудно управлять страной. Только мы не жалуемся, на то мы — коммунисты. Взялся за гуж, не говори, что не дюж.

— Молод еще. Женился недавно, слышь, — как бы по секрету, снизив голос до шепота, сказала старушка.