Виктор Степанов - Серп Земли. Баллада о вечном древе

«Во всякого рода материи, — считает Циолковский, — одновременно происходит два процесса: распад атомов и образование их из более простых элементов. Это одинаково справедливо как для химических явлений, так и для радиоактивных. Если материя сложная, то господствует распад; если простая, то исключительно совершается соединение (синтез, интеграция)… Нужна ли энергия для этого преобразования, или она, напротив, выделяется — это безразлично. Если нужна энергия, то она поглощается из окружающей среды».

Я пробегаю по другим карандашным пометкам. Да-да, именно в этом был интерес…

«Все-таки воскресает Солнце, уже сокращенное в своей массе. Так, наше Солнце в течение одного времени рождения планетной системы уменьшило свою массу через лучеиспускание в 16 раз. Спрашивается, где же тут равновесие, если каждое оживление Солнца сопровождается огромной потерей его массы?»

Надо полагать, чтение захватило Горького, и, уже не откладывая, тем же карандашом он делает отчерки на страничках следующей главы «Споры о причине космоса».

Но вот, вот самое главное:

«…Человечество идет вперед и через тысячи лет преобразится, дав поколения высших существ. Множество планет и других обитаемых мест давно уже заполнено этими существами. Процент несовершенных (как люди) незаметен».

Вот что волновало Горького! Вот что привлекало его в Циолковском: оптимизм!

Я вчитываюсь в строки, помеченные красным карандашом, а вижу уже как будто другие. Ну да! Так это же из горьковской поэмы «Человек»!

«Человек! Точно солнце рождается в груди моей, и в ярком свете его медленно шествует — вперед! И — выше! Трагически прекрасный Человек!..

Затерянный среди пустынь вселенной, один на маленьком куске Земли, несущемся с неуловимой быстротою куда-то в глубь безмерного пространства, терзаемый мучительным вопросом — «зачем он существует?» — он мужественно движется — вперед! и — выше! — по пути к победам над всеми тайнами земли и неба…

Все в Человеке — все для Человека!..»

Значит, они встретились! Встретились мыслями, которые, подобно звездным лучам, устремлены в завтра…

В 1932 году в день своего семидесятилетия из кипы приветствий Циолковский достал самую дорогую для него телеграмму:

«Срочно. Калуга. Циолковскому. С чувством глубочайшего уважения поздравляю Вас, герой труда. М. Горький».

«Дорогой Алексей Максимович, — отвечал Циолковский, — благодарю за Ваш привет. Пользуюсь Вашим расположением, чтобы сделать полезное для людей! Я пишу ряд очерков, легких для чтения, как воздух для дыхания. Цель их: познание Вселенной и философия, основанная на этом познании…»

Ну конечно же — вперед и выше! Интересно, читал ли Циолковский поэму Горького, написанную еще в 1904 году?

«Вот снова, величавый и свободный, подняв высоко гордую главу, он медленно, но твердыми шагами идет по праху старых предрассудков, один в седом тумане заблуждений, за ним — пыль прошлого тяжелой тучей, а впереди — стоит толпа загадок, бесстрастно ожидающих его.

Они бесчисленны, как звезды в бездне неба, и Человеку нет конца пути!

Так шествует мятежный Человек — вперед! и — выше! все — вперед! и — выше!..»

Завтра им лететь в Байконур. Но путь туда — так уже ведется с того апреля — начинается отсюда, с этих втесанных в века древних камней, с этих гулких, как в ущелье, шагов под кремлевской стеной, с этих ступенек, которые ведут в музейную тишину когда-то шумного длинного коридора — до заветных дверей, войдя в которые видишь ленинский стол и знакомую зеленую лампу на нем… Как бы ненароком экскурсовод дотронется до невидимой кнопки — неожиданно, словно от чьей-то другой руки, вспыхнет свет, озаряя книги, тетради, чернильницу, и на мгновение почудится: тот, кого здесь уже никогда не будет, только на минутку вышел, сейчас вернется и скажет:

— Прошу, прошу вас, проходите поближе, дорогие товарищи космонавты…

Отозвавшись лишь мысленно, постоят они здесь молча вокруг стола и уйдут с удесятеренными силами. Далеко-далеко, за тысячи верст отсюда, прогремят реактивные раскаты байконурского грома, проблеснут рукотворные молнии. И вослед одним другие улетят на космодром. Но сначала сюда, только сюда…

— А ты знаешь, — приглушенно говорит мне молоденький летчик, безвестный офицер, о котором через несколько дней узнает весь мир, — тогда, в двадцать первом, сюда подходили с другой стороны, через Троицкие ворота, и видели ленинское окно — чуть зеленоватое от света настольной лампы… А первым для доклада о космических делах сюда знаешь кто шел?.. Можно сказать, шел всю жизнь…