— Так что ты один не засиживайся у своего Мамонта и крепко не задумывайся, когда сверлишь маховики, а то Хавронич уже начал присматривать за тобой.
Сверловщики у контрольного столика устало затряслись от смеха, вслед за Самсоном начали расходиться по участку, занимая свои места у ожившей линии.
После обеда Самсон, уже по привычке, из-за мелкой неполадки остановил линию и как ни в чем не бывало отправился на поиски наладчика.
В подобных ситуациях, отметил Сергей, если наладчику или мастеру Гене (а он частенько подменял на линии наладчика) удавалось сразу устранить неполадку, с которой запросто мог совладать сам сверловщик, тот прятал бесцветные капельки глаз в глубокие жирные складки кожи под лбом и молча приступал к работе.
Но в этот, раз наладчик надолго застрял возле штамповочно-сверлильного агрегата, и Самсон, торжествуя в душе, не мог скрыть довольной усмешки на широком лице: что, мол, взял? Вот ты и наладчик! И ведь чуть было не восторжествовала равнодушная ухмылка Самсона над растерянным и слегка озадаченным взглядом мастера Гени, но уже то, что держался последний просто и естественно, тогда как Самсон — непонятно отчего нарочито-весело и возбужденно — не понравилось многим на участке, поэтому оттерли могучего бестолкового дядю от станка — мудрили сообща до тех пор, пока штамп не защелкал железными челюстями…
А под конец смены на линию завернули молоденькие лаборантки в белоснежных халатиках, похоже, измерять степень загрязнения воздуха. Одна из девушек, работая со сложной аппаратурой, время от времени отрывалась от приборов — внимательно и сочувственно поглядывала на Сергея, стоявшего во весь рост на своем мостике. Почему-то Сергею под этими взглядами сделалось неловко и стыдно за себя такого: грязного, потного, одуревшего к концу смены от маховиков…
Проверяя чистоту воздуха, Оксана (он, конечно ж, узнал бывшую прессовщицу!) теперь не имеет никакого отношения к этой пыли, которая при каждом новом цикле станка фонтанчиками выбрасывается ему в лицо. Отчего же она не подойдет? Сергею сделалось не по себе от мысли, что она предала то, чем когда-то была так горда, чем дорожила в своей жизни…
Оксана, словно угадав настроение Сергея, подошла к Мамонту.
— А знаешь, ты лучше смотрелся на электрокаре, — сказала, запрокидывая знакомым движением голову и купая чистые руки в белой пене роскошных волос.
— А как же твои станки с соловьиными и прочими голосами? — полюбопытствовал Сергей, с прохладным интересом рассматривая красивое лицо Оксаны, словно надеясь еще отыскать на нем тень раскаяния.
— Прошло, — слабо усмехнувшись, виновато пожала она плечами. — У тебя разве не было увлечений?
— Увлечения?.. — Сергей на секунду задумался, быстро поглядел ей в глаза, кивнул с улыбкой. — Конечно, были. Ты права. Бывай.
После обеда у сверловщиков, которые не томятся в очередях в столовой, а приносят с собой газетные свертки с едой, остается немало времени на перекур, разговоры. Впрочем, обсуждать ту или иную животрепещущую тему дня можно и с набитым ртом.
— Самсон, дай кусочек хлеба. Колбаса остается…
Самсон, тот самый Самсон, о котором не раз под настроение толковал Сергею брат, не ожидал такой просьбы, — на секунду перестав жевать, с недоумением глядит то на хлеб в руке, то на колбасу у соседа, соображает, как поступить.
— Э-э, не! — находится он. — Отдам хлеб — у самого сало останется… Уж это я знаю! Сала дал бы.
— На что мне твое сало! А хлеба, гляжу, у тебя полбуханки…
Самсон с полным ртом многозначительно хмыкает:
— А ты, дорогой, считаешь, что мне много этой полбуханки?
— Конечно. Теперь я вижу, как ты и сала дал бы, — обиженно отмахивается рабочий с соседней линии.
— А с какой стати я должен тебе давать? — проглотив наконец кусок, выпучивается на него сверловщик. — От интересный народ пошел! Ну да. Это точь-в-точь как с той получкой в прошлом месяце. Каждый из нас, дурню ведомо, гро́ши получил. И каждый сотворяет с ними, что кому вздумается: один в семью несет, другой — в штучный отдел. Но обязательно находится третий — хитрый дурень, который не прочь на чужбинку подлататься. Приходит, значит, ко мне домой один друг из термички:
— Жинка твоя дома? Дай взаймы три рубля. Похмелиться надо…
— А где же твои гро́ши?
— Червонец просадил вчера — остальные жинка прибрала. Не дает обратно… — И улыбается.
— Своя не дает, так ты пришел у моей просить? Нема, — говорю, — кончилось давало. Я сам выпить не дурак — больше чтоб не ходил. Обиделся, не здоровается счас… А я уж знаю, как это бывает! Дай ему гроши, а потом ходи полгода за ним — делать больше нечего. Так и это… — Под «это» Самсон подразумевает просьбу насчет хлеба.
Читать дальше