— Как же я могу оставить всё, как было! Ведь они дети!
— Какие они дети?! Они дети, пока их на руках носят. А как на ноги встанут, так подавай им или живой трактор, или мотоцикл, на крайний случай.
— Может, верно, не станем им мешать? — обратился к агроному Харитон Семёнович. — Видишь, приуныли совсем.
— Разве я собираюсь мешать? Я только прошу, чтобы без меня они не ходили на участок.
— Неправильно вы ставите вопрос, Александр Александрович, — сказал дядя Вася.
— А если погубят Чародейку, с кого спросите? С них или с меня?
— Это верно, — подтвердил Харитон Семёнович. — С них чего спрашивать! Они ещё несовершенные. С тебя спросим. Невозможно, чтобы этакая красота пропадала.
— Тогда позвольте мне контролировать их работу.
— Как, ребята? — спросил Харитон Семёнович.
— Пускай контролирует, — Петя вздохнул, — только мы всё равно дежурных будем ставить. И пускай наши приказы не срывают.
— Не будем срывать, Александр Александрович? Как же им без приказов?
— Пусть висят.
— Ну вот и договорились.
Люди стали расходиться. А когда полянка опустела, со стороны Мараморушки сквозь кусты пробрался Димофей с консервной банкой, наполненной мутной жидкостью. Опасливо оглянувшись, он сел на корточки возле стебелька Мильтурумки и стал поливать землю.
— Больше меня к тебе не пустят, — грустно сказал он стебельку. — Дяденька не велит к тебе ходить. Ты расти скорее, вырастай, как петькины. А то ты совсем маленький — меньше всех. Большим-то хорошо, а маленьким плохо. Маленьких отовсюду выгоняют. Вот подкормлю тебя последний разочек…
— Что ты тут делаешь? — раздался за его спиной голос.
Димофей вздрогнул и выронил банку. Позади него стоял агроном.
— Поливаю.
— Ну вот, как будто чувствовал! Да разве можно?!
— Можно. Я не чей-нибудь, я свой колосок поливаю.
— Нет, они всё загубят! — агроном всплеснул руками. — Я же объяснял твоим приятелям, что от перекормки пшеница зажирует! Ты понимаешь? Зажирует.
— Не знаю, — на всякий случай сказал Димофей.
Дома Александр Александрович с возмущением поведал эту историю Лёле, но она отнеслась к рассказу отца легкомысленно.
Как навредил Димофей бригаде, ей стало понятно только на следующий день, когда она отнесла отцу на поле завтрак и с пустым ситцевым платочком возвращалась домой.
По пути ей встретился Петя.
— Ты куда? — спросила она.
— Так просто хожу.
— Папа говорит, что скоро из района приедут смотреть нашу поляну. Журналисты какие-то приедут. Фотографы.
— И пускай едут.
— Папа просил для них узнать кое-какие данные. Какого числа сеяли, как удобряли. Я ему сказала, что это всё у нас в дневнике записано. Дадим ему дневник. Да, Петя?
— Не дам, — отрезал Петя. — Он учёный, пускай сам разбирается.
— Как же так? А я обещала.
— Ты обещала? А он нас на полянку не велел пускать.
— Да что ты, Петя!
— То и говорю, — голос Пети дрожал. — Вчера идём с Федькой — дежурным, а дедушка Егор стал поперёк дороги и не пускает. Говорит: «Нельзя». Мы говорим: «Мы на свою полянку». А он говорит: «Всё одно — нельзя». Мы думаем, не понимает старый, говорим: «Мы на участок Чародейки». А он говорит: «Вот и не велено пускать на участок». Мы говорим: «Как не велено?» А он говорит: «Не велено, и всё тут…»
Дальше Петя не мог продолжать и махнул рукой.
Поднявшись на бугор, он сел на камень. Лёля остановилась рядом. С холма медленно сползали тени облаков, и дорога становилась то темнее, то светлее. Вдали косили. Колхозницы в белых платках окашивали узкие полоски между дорогой и рожью, чтобы не пропала даром ни одна травинка, а дальше, по усеянному цветами полю, ходили конные косилки, оставляя позади полосы тёмно-зелёной влажной кошевины. Деловито жужжали пчёлы, в траве стрекотали на крошечных швейных машинках кузнечики. Вокруг шла спокойная, бесперебойная работа.
— Пойти покосить, что ли, — сказал Петя.
И Лёля поняла, что он страдает оттого, что у него отобрали Чародейку и ему не к чему приложить руки.
— Знаешь, Петя, ты, когда кончишь семилетку, поезжай в город, — сказала она.
— Чего я там не видел?
— Там тебе лучше будет. Там машины ходят, автобусы.
— А у вас нет, что ли, машин? — Петя усмехнулся. — У нас такие машины есть, какие в городе только в кино показывают. Видала комбайны в «Кубанских казаках»? Ну вот. А тут ты правдашный комбайн увидишь.
— Всё равно, в городе лучше. Там садики есть, парки.
— А у нас — погляди: леса да боры. Такие леса, что заплутаться можно. Это тебе же садик.
Читать дальше