Анатолий Баюканский - Восьмой день недели

Дорохин перелистал несколько страниц, задумался. Неужели это он, жуткий реалист, мечтал составить подробную памятку секретаря партийной организации, описать возможные ошибки и просчеты молодого руководителя, дать конкретные советы на все случаи жизни? Силен бродяга!

Взял авторучку, долго крутил колпачок. Чистая страница призывно белела. Достал пузырек с валокордином, плеснул, не считая, капель в стакан, разбавил водой, выпил. Придвинул тетради поближе, записал: «Кто бы мог подумать? Решением коллегии начальником нового конверторного цеха, мыслью о котором мы жили последние годы, назначен «варяг», бывший референт заместителя министра Анатолий Радин. Тот самый, что приезжал в командировку месяц назад». Отстранил от себя дневник. Невероятно: прокатили Тихона. Это не укладывалось в мозгу. Трудно было представить, что найдется человек, сумеющий возглавить столь необычный комплекс. Будько есть Будько. Прошел по всем ступеням огненной лестницы, воевал, восстанавливал завод, в сорок с лишним поступил на заочное, окончил с отличием.

Возможно, он, Дорохин, чего-то недоучитывает? Нужно спокойно во всем разобраться. Чем плох Тихон? Малость тщеславен. Но рабочее тщеславие скорее достоинство, чем недостаток. Резок? Мямлю-то и без соли съедят. Самолюбив? Хорошо или плохо? Боязнь сгибает человека. Прямолинеен? А разве юлить лучше?

И все-таки Будько оставили в заместителях, сформулировав назначение Радина так: «…в силу производственной необходимости». После актива Дорохин зашел на прием к заместителю министра. Пименов внимательно выслушал и грустно улыбнулся:

— Помнишь, Петька у Чапаева спрашивает: «Василий Иванович, а ты можешь всеми вооруженными силами командовать в мировом масштабе?» — «Нет, Петька, не смогу». — «Почему?» — «Языков не знаю…» Вот и наш Будько тоже… языков не знает.

— Да, но Будько зато производство знает, — не принял шутки Дорохин.

Пименов снова улыбнулся:

— Кажется, у Форда я вычитал: в одном случае из ста надо поставить руководителем ответственного участка совсем постороннего человека, не связанного привычными понятиями, сложившимися стандартами. Это парадокс, но в нем что-то есть. Сейчас такой случай, один из ста… Главное условие научно-технической революции заключается в том, чтобы видеть перспективу. Радин именно такой человек…

Пименов отшутился, ему легче. А что говорить людям в цехе? Не поймут они. «Видать, и правда стареешь ты, Дороха, стареешь! — укорил сам себя. — На пенсию пора, коль высшей политики не понимаешь».

Опять резко кольнуло в боку. Спрятал дневник в стол, посидел в неподвижности. «Пустим конверторный — возьмусь за обследование». Четвертый месяц чувствует себя угнетенно. Повышенное давление, а тут еще появились колющие боли в боку и спине. С утра терпимо, занят работой, а к вечеру вся левая сторона наливается тяжестью, хоть кричи. Конечно, старается не показывать вида, бодрится, а оставшись наедине с болью, торопливо пьет таблетки и в который раз убеждает себя, что пора браться за лечение. Но дни накатываются, как танки на пехоту, засевшую в обороне, и он не успевает отбиваться от насущных, неотложных и просто не терпящих отлагательств дел. И вот в такое-то трудное для него время ушла Соня. А может быть, она никогда не любила его?..

Мысли снова оборвал телефон. Секретарь райкома партии просил зайти к нему со списками коммунистов нового цеха. Дорохин, складывая бумаги в папку, поймал себя на мысли, что не чувствует боли, обрадовался, подхватил папку и бодро шагнул к выходу…

— Что ж, поздравляю о назначением! — Будько непроизвольно скривил губы. — Нежданно-негаданно.

— Если от души — спасибо!

Будько заерзал на стуле. Хотел что-то спросить. Вспыхнул синий квадратик коммутатора. Радин снял трубку. Выслушал собеседника, прижал трубку плечом, рукой подвинул блокнот, записал две цифры.

— Пожалуйста, не начинайте о угроз. Режьте основные блоки, согласовывайте с проектантами… Нет, в здравом уме. Сделаете — позвоните!

Будько едва рот открыл — новый вызов.

— Здравствуйте!.. Что? В райком? Сейчас не могу. Понимаю, что из райкома…

— Атакуют? — вроде бы посочувствовал Будько.

— Ни дня, ни ночи!

— Вы хоть знаете, при какой температуре сталь плавится?

— Элементарно. Тысяча шестьсот градусов.

— Во-во! При эдаком накале и вся наша жизнь отныне пойдет.

Радин поднял голову от бумаг. Посмотрел в лицо заместителю.