Альберт Лиханов - Встречи

Красивей нет и нет земли дороже
С ее и прямотой, и добротой.
И не ее ли щедрый подорожник
Мне в детстве был бальзамом и едой.

Я вдаль пойду, моя пора настала, —
Посмотрит с грустью нежною вослед,
Махнет платком рассветной рощи алой
И будет ждать хоть много-много лет.

Она-то знает: будет возвращенье
К березам этим, речкам и полям.
Она готовит щедро угощенье
Издалека идущим сыновьям…

Пылит дорога! Ухают мосточки!
И нетерпенье спрятать не могу:
Остановись, водитель, у лесочка,
Я напрямик быстрее добегу.

Я ощутил, как ощущает птица
Над треском вешних выщербленных льдин,
Что все на свете может измениться,
Но зов краев родных непобедим.

Кромленье леса. Это ж просто,
Коль руки есть и глаз остер.
И я, заносчивый подросток,
Беру ладило и топор.

Я дяде Васе подражаю:
Креплю конец доски на кряж
И, проведя черту по краю,
Кладу за ухо карандаш.

Любуюсь дядиной сноровкой:
Слегка звеня в его руке,
Идет топор легко и ловко
От сапога на волоске.

А мне усталость руки тянет.
Я жду (хотя о том молчок),
Когда топор его устанет
И ткнется носом в чурбачок.

У дяди Васи — горка досок.
Он в кучу щепки загребет
И, поджигая папиросу,
К моей работе подойдет:

— Э, братец мой, крома кривая,
А ну-ка, дай-ка покажу.
— Да эти ж доски для сарая, —
Я в оправдание твержу.

— С душой работай, со стараньем,
Чтоб глаз потом заликовал,
Чтоб человек тебя не бранью,
А добрым словом поминал…

И вновь топор проходит ловко
По фиолетовой черте.
Я помню плотничью сноровку,
Слова заботливые те.

Теперь я понял, дядя Вася,
Что будет толк наверняка,
Когда работают в согласьи
И глаз, и сердце, и рука.

Звенят негромко бронзовые листья.
Под ветром зябко ежится заря.
Хожу в лесу за рябчиковым свистом
И за осенней песней глухаря.

Но спят в патронах крупные дробины.
Я сам сейчас подобен глухарю:
В лесу ночую, лакомлюсь рябиной
И о любви негромко говорю.

Натопи покрепче баню,
Чтобы жгло под потолком,
Чтобы пахло красным камнем
И березовым парком.

Угореть не опасаясь, —
Не такой уж корень наш, —
В первый пар войдет хозяин,
Наклонившись, как в блиндаж.

Коренастая избушка.
Кипяточка говорок.
Пыхнет каменка, как пушка,
Пылким жаром на полок.

Прижигает жаром пятки.
Пот ручьями по спине.
Кинет веник на лопатки!
Ухнет веник в тишине!

С легким паром!
Так от веку
Говорят за доброту.
А плохому человеку
Пусть обмылок под пяту.

Вдаль за кормою убегает,
Бурлит за катером вода…
Из вешней дымки проступает
Вновь город, близкий навсегда.

О детство милое! С тобою,
Немало лет тому назад,
Порой тревожной, боевою
Смотрели жизни мы в глаза.

Я видел всадников крылатых,
Что мчались в тихом городке,
И алость ленты на папахе,
И пламень знамени в руке.

Забыть ли: штормом занесенный
С далекой Балтики моряк
Нас, ребятишек несмышленых,
Учил, кто друг нам, кто нам враг…

О юность! С комсомольской песней
Ты к нам пришла, зовя вперед.
Я помню первый свой воскресник,
В деревню первый наш поход.

Навстречу солнцу, ветру, грозам
Пути открылись, широки.
Я помню первые колхозы,
Избы-читальни огоньки.

Жизнь меряя высокой мерой,
Нас юность на подъем вела.
Она не зря прошла, я верю…
Да разве впрямь она прошла?

Тревожный ветер волны множит.
Родной мне город все ясней…
И я опять душой моложе
От встречи с юностью своей!

В саду, — он детям отдан ныне, —
Я вижу старый наш театр,
Друзей, что сцену полюбили,
Искусству преданных девчат.

Как много я страстей изведал
В саду том, знает только он.
Нас волновал и Грибоедов,
И современник наш Киршон.

Спектакль окончен… Грим смываем,
Выходим на откос крутой.
А городок уж засыпает
Над тихой Вяткою-рекой.