Александр Авдеенко - В поте лица своего

И перестал размахивать кулаками Саша Людников.

Никто так не умеет влиять на нас, как мы сами. Сами себя судим беспощадным судом. Сами себе выносим приговор. Сами приводим его в исполнение.

Людников взошел на капитанский мостик сталевара борцом за справедливость, а покинул его непротивленцем злу… Капитулянтство? Что вы! В подавляющем случае оно выступает под привлекательной личиной осознанной необходимости.

Возле установки, вырабатывающей газированную воду, ни души. Саша подставил стакан под шипящую ледяную струю. Он не только утолял жажду, но и заливал чадящие головешки самолюбия. Пил и гордился, что нашел в себе силы подняться над некрасивой игрой в соревнование. Выпил один стакан, принялся за другой. И тут увидел самого милого на свете, самого родного его сердцу человека.

Небольшого роста, сухонький, с седыми висками, в старенькой каске, в несвежей спецовке, человек этот пробирался правой, менее жаркой и более свободной, стороной мартеновского цеха. Старший мастер Влас Кузьмич Людников. Родной дед Саши, его учитель, ближайший друг. Варить сталь он начал в Донбассе, когда еще не было ни на карте, ни в действительности урало-кузбасской индустрии. Коммунистом он стал, когда еще не появились на свет родители Саши. Октябрьская революция для него не история, не далекое прошлое, а исток его жизни, его детство, юность. К тому году, когда Саша родился, его дед уже сварил сотни тысяч тонн стали для Уралмаша, Челябинского тракторного и еще дюжины заводов-гигантов. Когда Саша был октябренком, его дед стал Героем Социалистического Труда.

Только три раза в году, по самым большим праздникам, он прикрепляет к пиджаку четыре ордена Ленина, золотую звездочку, три ордена Трудового Красного Знамени, орден Октябрьской Революции. Но правительственные награды в течение всего года сохраняют свой золотой блеск на его груди. Каждому, и тому, кто не знает Власа Кузьмича, кто впервые его видит, ясно, что человек этот замечательный во всех отношениях, что он всю жизнь провел у огня мартенов. В течение сорока лет имел он дело с тысячеградусным огнем — и не сгорел, не обжегся, не попал под его власть, не превратился в стального человека. Смотрел на огонь, как орел на солнце.

Саша любил деда, гордился им. От него он впервые узнал, как всемогущ рабочий человек. Это он однажды взял Сашу за руку, повел на завод в мартеновский и сказал: «Вот, Сашок, твое рабочее место на всю жизнь».

Саша с радостью, с удивлением смотрел на деда. Переменился тот за эти две недели. Выше ростом не стал, не раздался в плечах, не помолодел. По-прежнему белым-белы виски, и все-таки — какой-то новый. Внушительно новый. Похож на великого полководца — такой же сухонький, мелколицый. Надень на деда старинный мундир с эполетами, накинь на плечи плащ — и не отличишь от Суворова…

Дед подошел к внуку, и его губы расползлись в доброй стариковской улыбке, обнажая широкую щербину в передних зубах. Саша засмеялся. Нет, дед совсем не похож на полководца!..

— Ты чего регочешь?

— Так… от радости, что вижу тебя. Здравствуй!

Дед отстранил его от себя, смерил с ног до головы оценивающим взглядом.

— Вот ты какой у нас шустрый да нетерпеливый: не заходя домой, на работу подался. Работа не волк, в лес не убежит.

И только после этих слов, сказанных не от души, а просто так, чтобы как-нибудь ознаменовать встречу, дед церемонно подал внуку руку и с чувством сказал:

— Здорово, Сашок! Ну как отдыхал? С пользой?

— Самую малость отдохнул. Ребята вызвали. Ты, конечно, в курсе дела…

— Я и посоветовал твоим подручным отбить телеграмму. Ну, что собираешься делать?

Саша молчал, подыскивая слова для ответа.

— Я спрашиваю: какие у тебя планы?

— А что бы ты сделал на моем месте?

— Я?.. — Дед осуждающе покачал головой. — Плохи твои дела, Влас Кузьмич. Двадцать пять лет натаскивал внука жить самостоятельно и ничего путного не добился. Эх, Сашко, Сашко! Ты же хозяином жизни стал. Все сложные вопросы обязан самостоятельно, без оглядки на дедов и отцов, решать.

— Я с тобой советуюсь, дедушка.

— Не совета ждешь, а указки: делай так-то и так, а не иначе. Не жди, внучек, ничего тебе не дам. Выкручивайся сам. Бывай здоров.

— Постой, дедушка!.. Вспомнил я твою любимую поговорку: «За одного молчаливого работягу трех говорливых хвастунов дают». Ты и теперь ее любишь?

— К чему это ты?

— А к тому, что к лицу ли нам, молодым сталеварам, бузотерить, идти в атаку на членов жюри и в передовики пробиваться? Свое место должны знать.