Александр Авдеенко - В поте лица своего

Начальник цеха и бригадир стояли над пропастью литейного двора. Там, на нижнем этаже мартена, шла привычная работа: тепловоз передвигал по рельсам платформы с пустыми, готовыми принять сталь изложницами; мостовой кран схватил за проушины ковш со сталью и понес к изложницам; сталеразливщики открыли стопор — хлынула молочно-розоватая струя; каменщики, уединившись в сторонке, споро и молча выкладывали огнеупорным кирпичом внутренности холодного ковша, прямо под их мастерки по толстой резиновой трубе под давлением поступала белесая, жидкая, как сметана, огнеупорная глина.

— Правда, что Шорникову дали первое место? — спросил Саша.

Дымя трубкой, Полубояров кивнул.

— Правда, что его показатели ниже показателей моей бригады?

— Ненамного…

— Почему же все-таки он первый, а моя бригада на втором месте? Как могло получиться такое, Николай Петрович? Как же вы, человек справедливый, честный, допустили несправедливость? Дело ведь не только в том, что это по нашей бригаде бьет. Бьет по завтрашнему дню цеха! Веру в соревнование подрывает…

— Обстоятельства могут быть сильнее меня, Александр…

— Не знаю таких обстоятельств, которые бывают сильнее людей, стоящих на принципиальных позициях!

— Пойми, Александр, я не твой противник. Жюри, присудившее первое место Шорникову, уверено, что поступило принципиально правильно.

— Где же принципиально, когда нарушен главный принцип нашей жизни — каждому по труду?

— В жюри практические люди, а не философы. Они по-житейски просто решили проблему: Людникову еще жить и жить, работать и работать, а Шорникову… В общем, я сначала был против того, чтобы Шорникову отдавать твое законное первое место, а потом… навалились на меня со всех сторон, уговорили ознаменовать производственной победой юбилей старика, его выход на пенсию — и я сдался. Вернее, даже понял, что нельзя иначе. Действительно, у тебя все впереди, а у Ивана Федоровича все позади.

Разговаривая, они перешли с тыловой, прохладной и тихой, стороны печи на фасадную — в жару, шум, многолюдье, в ослепительный свет тысячеградусного пламени, выбивающегося через пять завалочных окон. Остановились на рабочей площадке.

— Кто на вас навалился, Николай Петрович? — спросил Саша.

— Все понемногу… И больше всего вот этот…

Полубояров указал глазами на круглолицего, с румяными скулами, в пиджаке, при галстуке, но в защитной каске человека, деловито суетящегося у соседней, второй печи, — председателя профкома Тестова.

— Бешеную энергию развивает. Готовит постамент для торжественного чествования юбиляра и лучшего сталевара… Не люблю я этого чудо-деятеля, но поддался его уговорам — проголосовал за Шорникова.

— Вопреки своей совести, да?

— Нет. Я уже тебе сказал: сомневался, но убедился, что так надо.

Вот в этом месте доверительного разговора Людников и обрадовал Полубоярова неожиданными словами:

— Ну, если надо…

— Наберись терпения, Александр, — сказал Полубояров, повеселев. — Шорников сегодня пропоет, так сказать, свою лебединую песню.

— А если я помешаю ему прокукарекать?

— Ты этого не сделаешь! Пойми, машина уже завертелась. Несдобровать тебе, если сунешь палку в маховое колесо. Ну, договорились?

Саша не ответил. Но Полубоярову достаточно было и этого. Он и не рассчитывал на полное понимание.

Уладив, как ему казалось, одно трудное дело, Полубояров взялся за другое не менее трудное. По-свойски, улыбаясь, он спросил Сашу:

— Говорят, друзей на свадьбу приглашаешь?

— На свадьбу? Кто вам сказал?

— Экая новость! Да об этом все знают.

— Кроме меня. Не собираюсь я жениться, Николай Петрович…

Полубояров недоверчиво смотрел на молодого сталевара.

— Не собираешься?

— А почему вы об этом спросили?

— Потому, дорогой мой, что от твоей женитьбы зависит моя судьба. Ты, конечно, знаешь, что мы с твоей матерью давние друзья…

— Говорите попроще, Николай Петрович. Так я скорее пойму, чего вы от меня хотите.

— Я так и сделаю… Люблю я Татьяну Власьевну. И ей не безразличен. Мы давно поженились бы, но… Только после твоей женитьбы Татьяна Власьевна обещала переехать ко мне…

— Так что же я, по-вашему, должен делать, Николай Петрович? — спросил Саша.

— От тебя, как видишь, зависит, чтобы мы с Татьяной Власьевной стали мужем и женой…

— Теперь я, пожалуй, понял, почему вы проголосовали против меня, — жестко сказал Саша. — Боялись, что заподозрят в покровительстве будущему пасынку!