Александр Авдеенко - В поте лица своего

По совести говоря, незаслуженно меня медом обкормили и в богатую шубу обрядили. Не освоил я как следует пушку Брозиуса. И в моих руках она нередко капризничала. Крепко схватил я ее за бодливые рога только через год, летом тридцать третьего, когда приехал к нам Серго. Но про это я сейчас рассказывать не буду.

Давай продолжим путешествие по первой и девятой пятилеткам. Окинь хозяйским оком литейный двор. Видал? Каким был в молодое время, таким и остался. Кругом теснота, неудобства. Рассчитан по проекту на выдачу тысячи тонн чугуна, а ребята выплавляют две с половиной. Трудно вертеться им на этаком пятачке. С тройной нагрузкой работают. Старому двору требуется коренная реконструкция. Да и не только двору. Устарели наши когда-то красивые первые домны. Почему же я вижу это, а Булатов не видит? Что ему мешает?

Крамаренко замолчал, поднял голову. Неподалеку от нас прошел мостовой кран с небольшой бухтой стального каната на крюке.

— Видал? Даже такую мелочь сегодняшние доменщики не переносят вручную. Разбаловались. Техничные люди с ног до головы. Что ни горновой — специалист: техникум окончил, или школу мастеров, или профессионально-техническое училище да еще десятилетку в придачу. Что ни фамилия — история! Что ни человек — личность! Башкир Бадалов Самигулла Мансурович когда-то на шлаковом откосе чернорабочим был. Ковши для меня готовил. Мой ученик. Когда впервые появился около печи, то ребята сказали ему с подначкой: «Зря ты, Бадалов, в доменщики подался. Ты в степи, на прохладном ветру, родился, пастушил, рыбачил. Жарко тебе покажется около горна». — Бадалов не обиделся, засмеялся. «Ничего, стерплю! Доменщиком хочу стать. Первым доменщиком-башкиром». И стал. Двадцать шесть лет отлично плавит чугун. Был я как-то в гостях у его отца-рыбака в деревушке на берегу озера Ташбулатово. Гордится сыном-горновым. И башкирский народ гордится. Да. Это ж надо понимать! Как же теперешним техничным, да гордым, да умным, не обогнать старых наставников? Здорово работают. Во много раз лучше нас, первачей.

— А я бы на твоем месте, Леонид Иванович, глядя на этих молодцов, чувствовал себя отцом многочисленного семейства, старым фельдмаршалом, делающим смотр сыновьям-солдатам.

Он хлопнул себя ладонями по бедрам, потом по груди, запрокинул голову, расхохотался.

— Что ты! Не такой я плодовитый, чтобы столько сыновей иметь. Одного породил — и все. И не фельдмаршал я, а всего-навсего наставник.

Пошла новая плавка. Оранжевый свет озарил самые дальние углы литейного двора.

Думаю, надеюсь, что в недалеком будущем, хотя бы к пятидесятилетию комбината, в центре правобережного города, напротив завода, будет воздвигнута мраморная или гранитная колонна с фигурой раскованного Прометея. Его могучая правая рука держит факел с вечным огнем. Такой монумент я когда-то видел в городе металлургов — Днепродзержинске.

Появится или не появится у нас такая колонна, но все равно Леонид Иванович Крамаренко останется для меня Прометеем эпохи пятилеток.

Мы вышли на железную галерею, соединяющую первую и вторую домны. После адской, ослепительной жары литейного двора тут было прохладно и даже несколько сумрачно, но лицо Леонида Ивановича по-прежнему светилось: оно все еще чувствовало пламень т о й, давней плавки. Самой первой.

Давно растаял булатовский лед, а Прометей все больше и больше раскочегаривает огонь в своей душе.

Прекрасна власть прошлого. В нем мы черпаем то, чего нам порой в трудные минуты и дни недостает: силу, вдохновение, веру в себя и в будущее. Слово не закон, оно имеет и обратную силу.

— Теперь я тебе, Саня, расскажу, как я был вознесен на седьмые небеса и как оттуда свалился в самую последнюю лужу. Летом тысяча девятьсот тридцать третьего к нам приехал Серго Орджоникидзе. В то время уже работали три доменные печи. Вот-вот должны были пустить мартен. Завершался монтаж блюминга. Было на что посмотреть наркому тяжелой промышленности. В первую очередь Серго пришел к нам в доменный. Ребята на первой печке старались показать себя в наилучшем виде. Пробили лётку в тот самый момент, когда нарком появился в цехе. Серго смотрел то на хлынувший чугун, то на горновых и улыбался в усы. До чего же он был красивым, когда улыбался!..

Ну, пошла плавка. Горячая, полнокровная, веселая. Благополучно миновала верхнюю канаву, а на нижней, не успевшей как следует просохнуть, встала на дыбы. И надо же было так аккуратно подгадать. Жидкий чугун не любит ни воды, ни сырости. Словом, грянул взрыв. Перепуганное начальство в две и в три шеренги закрывало наркома, чтобы не пострадал от шального огня, от осколков скрапа, кирпича. А Серго плечами и руками разбрасывает телохранителей. Желает своими глазами видеть аварию — взрывающийся чугун и горновых. Перестал улыбаться. Страх появился на лице. Страх за жизнь доменщиков. Сильно переживал, но сдержался. Ни на кого не набросился с гневными криками. Никому ничего не выговаривал. Не было даже грозных взглядов. Все время, пока доменщики обуздывали аварию, молчал. И только когда все вошло в норму, снял военный, со звездочкой, картуз, вытер большой лоб платком, спросил: