Андрей Меркулов - Крылья земли

День начался с того, что, как обычно, она пришла в свой маленький кабинет, с белой дверью в матовых стеклах. Пришла пораньше — для того чтобы писать. На это ей всегда не хватало времени. Не помогало и то, что ей часто напоминали такие слова, как «четкое планирование». Ее время никак не хотело планироваться точно, и никогда не будет этого, и она это знала. Если только законы человеческой природы не перевести на железнодорожное расписание.

Она вошла в кабинет, открыла стол и достала папки. Обмакнула в чернильницу из черной пластмассы деревянную ручку с обкусанным концом — какие бывают у школьников. Потом положила ручку, посмотрела в окно на двор и задумалась. Она вдруг вспомнила о том, что двадцать лет уже видит этот двор, и каменную ограду, и асфальтовую дорожку, и будку для сторожа, и скамейки в маленьком садике. На дворе всегда было тесно. За эти двадцать лет на нем выросли большие деревья, а в стороне появилось здание нового корпуса; но сам двор все равно остался тесным.

Вместо того чтобы немедленно начать писать, она посмотрела на больничный двор и вдруг сразу вспомнила, что ее жизнь прошла настолько, что теперь ничего главного нельзя изменить, но, может быть, этого и не стоило делать… И ей вдруг представилось, что как в детской сказке предлагают выбирать — хочешь все по-другому? Вернуть, что потеряно, и отдать, что нашла, — стоит или не стоит? Сначала ей стало смешно и совестно этого настроения, не похожего на ее обычное. И тут же она решила, что потеряла все-таки очень много. Лучше даже не думать. Собственно, то, что называют личной жизнью. Для женщины это, пожалуй, дороже, чем для мужчины. И вернуть труднее. Она даже сама не заметила, как это случилось.

Она рассердилась на себя и, чтобы не думать об этом не во-время, обмакнула перо в чернила, энергично стряхнула с него жирную каплю, а потом положила ручку, закрыла папки и решила, что писать сейчас не будет… Почему-то она вдруг именно сегодня почувствовала, что ее очень обидели и дальше становится трудно так же спокойно и выдержанно относиться к обидам, как всегда.

Весь вчерашний разговор был совершенно ненужен, потому что и так много дела. И она решила, что больше не хочет таких разговоров.

Почему именно она, Екатерина Петровна, должна сегодня свой рабочий день начинать с того, что, забывая о делах, с утра думать обо всем: о словах Зинаиды Павловны, о том, как много всегда работы, и даже о том, что проглядела личную жизнь?

В это время в кабинет вошла сестра. Начинался обычный день. Екатерина Петровна посмотрела на нее и сказала, чтобы подождали. Она занята. Но она так и не стала писать. Она просто смотрела на старый больничный двор и думала о своем. Ей почему-то вдруг стало ясно, что до сих пор никогда не было времени об этом думать и, может быть, больше тоже не будет.

Насколько помнила она свою работу — она всегда была очень занята. Так занята, что не заметила, как случилось, что муж, которого она любила и который любил ее, стал теперь смотреть на нее по-другому. И это не от возраста, а просто потому, что она мало бывала дома. Беда была в том, что не работа ей мешала сама по себе, а только то, что больные никак не могли уложиться со своими приступами в график, а врачей всегда не хватало, хотя статьи об этом пишут двадцать лет. Очевидно, будет время, когда станет легче. Но пока еще было трудно, и все это знали, но все оставалось еще попрежнему.

Она знала, что врач старого времени, о которое читаешь в книжках, всегда был мужчиной, а не женщиной; кроме того, гораздо меньше людей имели возможность всерьез лечиться, и поэтому прежний врач имел возможность играть в преферанс и много философствовать; нынешние врачи, особенно женщины, у которых есть семья, имеют этих возможностей меньше. Главным всегда была работа. Собственно, она и жила больше всего работой, и так часто задерживалась на работе, что когда в войну приходилось оперировать раненых в тыловом госпитале, она забывала взять детей из детского сада; они даже привыкли там ночевать и, наверное, от этого стали такие самостоятельные.

И теперь у нее тоже все время было много работы. Может быть, больше, чем раньше. Она заведовала хирургическим отделением большой больницы и не могла пропустить сложных операций, которые часто затягивались на несколько часов. А они могли случиться неожиданно, в любое время.

Она всегда много и хорошо работала. Вот почему ей так неприятно было смотреть на Зинаиду Павловну, которая очень мало работала, — даже, когда сидела на работе. И Екатерина Петровна снова вспомнила, очень отчетливо, как вчера она сидела в райздраве и давала Зинаиде Павловне объяснения, потому что на их отделение написали кляузу, написала больная, которая надоела всем, извела и своих соседей и весь персонал. Но Зинаида Павловна вчера говорила ей — это ей, Екатерине Петровне! — о том, как заботливо нужно относиться к больным и какое у нас придают этому значение… И это Зиночка, которая уже не одного больного уморила бы своими безграмотными советами, если бы ее во-время не останавливали!