— Правильно, Бабинька, — сказал Егор. — Так их. Распустились.
— А нет?
— Вон мордень какая, — ткнул в себя Митюха, — а чо делать?
— И не смейся.
— Вы не обижайтесь на него, — заступился Антошка, — он под клоуна работает. А ты не мешай, парень.
— Сейчас слышу по радио: тот сделал то, другой то, а я охаю: чо я могу сделать? Никакого подвига на моем веку, сиротка была, только и знала работать день и ночь. Я и подумала: не могу ли я подарок какой к празднику сделать, от всей чистой души рассказать про жизнь? На моих же глазах колчаки сожгли дяденьку. Чем, думаю, рассказывать, взять да написать. А оно никому не нужно.
— Нужно, нужно, — успокаивал Дмитрий.
— Время потратила, э-эа, — сказал Митюха, — лучше б мне платочек вышила. Бабинька, Бабинька. Я б сразу девушку нашел.
— Вышью я тебе, ладно уж, но ты ж напьешься и потеряешь.
— Смотря какие слова будут.
— «День и ноченьку страдаю по тебе, мой дорогой, горьки слезы проливаю, што в разлуке я с тобой».
— Законно. А еще?
— «Подарю тебе платочек, на платочке сини коймы: возьмешь в руки — меня вспомнишь.».
— Да как же я буду сморкаться? Это надо запасной носить.
— Научи дурака богу молиться, он и лоб разобьет, — сказал Дмитрий. — Так и ты.
— Я в детстве молился. Истинный крест!
— Озорной, озорной сосед. Ни в кого не верит, а крестом святым клянется. Я маленькая тоже озоровала: «Пошли к чертям с попами вашими!» И молитву за царя не пела, а молитва такая: «Спаси, господи, люди твоя, …победы благоверному государю Николаю Александровичу…» Но я забыла ее уже сейчас. Я не буду, сказала, молиться за царя, ни за попов, а буду молиться только за себя, штоб бог дал мне здоровья и счастья и скорее вырасти без мамоньки. Так мне было-то двенадцать годочков. А ты, Митя, выдул с водонапорную башню и шутишь с этим.
— Я понарошке.
— Что друзья твои скажут. Или вы тоже не крещены?
Никита молчал, Антошка тоже. Дмитрий и Егор потихоньку переговаривались в сторонке. Никита утомился «квасной стариной», как он выражался. Ушло это, и — забыть, жизнь продолжается. А кому надо, пусть плачет.
Бабинька почувствовала, что ее речи наскучили, пошла без всякой обиды в горницу к Анастасии Степановне.
5
В двенадцатом часу ночи Егор и Никита поблагодарили Анастасию Степановну и пошли домой. До трамвайной остановки провожал их Дмитрий. Антошка смылся раньше.
Никто и не заметил, когда он исчез. Никто и не заметил за весь вечер, что Антошка и Никита ни разу не чокнулись и даже не смотрели друг на друга, а когда стояли во дворе и слушали Бабиньку, Никита помалкивал.
— Мам, а куда Антошка делся?
— Да ну вас, — сердито сказала Анастасия Степановна. — Чего вы сцепились? Я вынесла ведра на крыльцо, смотрю, а он и Никита возятся за воротами. Еле разняла. Чего не помирили?
Никита молчал.
Егор и Дмитрий пытались допросить его на улице, у остановки; повели его через площадь, через сквер возле кинотеатра «Металлист» и все задавали один и тот же вопрос: что у вас случилось?
— Потом, потом… — уклонялся Никита.
— Когда потом? Мы же договаривались послезавтра в Кудряши плыть! Мы ради вас приехали. Пошли, помиритесь.
— Никогда!
— Ну а в чем дело? Ну, Никит, ну ты меня знаешь… я спать не буду, — приставал Егор. — Я не уеду, пока не скажешь. Вы мне оба дороги.
Егор не спускал руку с плеча Никиты и у его дома.
— Э-эх… — тянул он. — Начинается. И у нас начинается. Еще бы: разве мы можем без тяжбы? Тысячу лет брат на брата, друг на друга. Скажи, что?
— То, что держалось на твоей фантазии, кончилось.
Не сказал ничего на другой день и Антошка. Ясно было одно: поссорились они не по-пустячному; вольный безалаберный характер Антошки наткнулся в Никите на то самое, что он называл «заурядным карьеризмом».
— Мам, — спросил Дмитрий, вернувшись, — ты не слыхала, в чем они упрекали друг друга?
— Я до того еще, как они схватились, слышала — Антошка заставлял его взять Бабинькины тетрадки. Никита ему: «Некогда мне!» — «А-а, — на него, — тебе ничего не нужно, стряпней занимаешься, тебе в карман жалобы суют по деревням, а ты хоть кого защищал?» Вот такое.
— Горячий Антошка. Откуда ему известно? Никита как вол трудится…
— Я разозлилась и давай гнать Антошку: «Иди, и чтоб больше тебя не было! За палку взялся!» Пускай обижается. Никогда у нас во дворе драки не заводилось. А это что!
Через день самолюбивый Никита уехал в командировку в Северный район, а Егор и Дмитрий поплыли на катере в Кудряшевский бор. Что делать в первое время друзьям? На чью стать сторону? Все Кривощеково завидовало дружбе четверки. И на тебе. Раскол. Не случайно на юге Антошка упоминал Никиту неохотно.
Читать дальше