Виктор Лихоносов - Когда же мы встретимся?

Все стало драгоценно, как в первый раз, как водится в начале любви. Так он давно не глядел на свою Наташу; так не ловил слова, не спрашивал; так не ощущал малость отпущенного времени; так не старался чем-нибудь угодить, послушаться в пустяке, отгадать неясное и так не мечтал никого обнять уже давно-давно. Снова надо было выглядеть красивым, ухоженным, даже сыграть ему вскорости хотелось как-то получше, значительней, чтобы она гордилась им.

— Куда же мы поедем? — спросил Егор.

— Есть маленькое местечко, Татищево. Возила я по всяким уголкам туристов, теперь повезу вас. А в Суздале вы были?

— Я там снимался. Два года назад.

— Почему же мы не встретились? — с грустной праздностью сказала К. — Я там столько раз бывала. Мне обычно отводили одноместный номер.

— Я был в феврале.

— Вы могли меня заметить в окружении туристов где-нибудь у Спасо-Евфимиевского монастыря. Или в трапезной. Как-то я приехала в конце сентября. Всю неделю шел дождь со снегом. Было такое счастливое одиночество, что те дни, сейчас думаю, и не повторятся. Мне грустно только без своего города. И теперь… без вас.

Они помолчали. Оба думали о том времени, которое прожили друг без друга. Теперь это казалось невероятным: как? почему?

— Вы говорите: как не встретились… — Егор достал сигареты. — Я теперь размышляю: что было бы, если бы я вас увидел… ну, допустим, в трамвае или ехал с вами в поезде, проходил мимо по улице?

— Вы бы не подошли ко мне?

— Ни за что. Я так не умею знакомиться. В общем, я сейчас не был бы с вами. Как вам это нравится?

— Такое невозможно.

— Почему же. Очень даже.

— Я бы нашла вас. Я знала, что мы встретимся. У меня сердце вещее.

Они гуляли по городу. Егор вел ее под руку, было неловко ему так идти, на них кто-нибудь да посматривал. Егор давно заметил по себе, что чужая любовь кажется со стороны чем-то банальным, непонятным, пустой тратой времени на ухаживания, на разговоры; думаешь, как это им не надоест тереться рука об руку, отчего это им так хорошо, это тебе может быть хорошо с кем-то, а этой парочке что взбрело? И в мыслях о чужой нежности и ласке копошится не только безразличие, но и усмешка. О чьей-то страсти, наслаждении противно думать, потому что страсть чужая. И только двое знают, как им сладко, все прощают, всем дорожат.

Они приехали в село, нашли столовую и присели пообедать за столик у низкого окошка. В столовой было пусто.

— Я должна была найти вас четыре года назад, — говорила К. — Я была лучше, чище, доверчивей. Последние две зимы много напутали, состарили меня. Теперь я не могу отдаваться счастью без оглядки и страха. Делаю первый шаг, а думаю о последнем.

— Вы не ждали от меня писем?

— Знаете, нет. Я приезжала поглядеть на вас. Простились… ну, не скажу, навсегда, мне, если честно, не хотелось навсегда, но я бы все равно была счастливой. Не сердитесь. И не хотела писать вам первой. Как знать: после прощания все могло перемениться, переместиться… Да вдруг письмо мое не радость, а принуждение. Подумаете, что я требую повторений. Я была счастлива и без надежд.

Где-то чуть слышно звучала пластинка, кто-то чужой просил, тосковал, прощался.

День был прохладный, с дождиком. Когда солнце выглянуло над лесом, они покинули столовую. Но идти было некуда. Кругом северная скорбная простота. Они вышли за село.

— Я, кажется, только раз была счастливой. Я поступила в институт и перед учебой поехала к бабушке. Поплыла на катере, а дальше лесом, пешком четыре километра. Темнело быстро, и я все наклонялась, вглядывалась, по дороге ли иду. Потом за деревьями огни, мой дом, окна настежь, застолье у бабушки. «Да кто ж это приехал! поглядите, и-их, моя красавица, умница, в институт сдала, господи-и, и волосья-то по спине развесила, и штаны-то на ней ребячьи, садись-ка…» Еще счастья не помню. Было когда-то весело, хорошо, но… Видно, я вас ждала…

— И не писали…

— Я тянула, боялась: раньше приду — раньше кончится…

Остаться в этом краю! С ней. Егор взял ее за руки. Поцелуи, близость — все потом, потом; сейчас было хорошо и так. Не надо спешить.

— А что вы подумали, когда я вам написала?

Егор молчал. Что он подумал! Ничего.

— Обыкновенное письмо. Хотя в письмах — вы замечали? — больше обмана, тайны, нежели в живом голосе, с глазу на глаз. «Приезжайте в наш город». Зачем же? Потом — как вы гадали на меня. Потом сон вам какой-то снился: весна, половодье, голубое небо и розовая вода. Вы проснулись и поняли — будет конверт, подписанный красными чернилами.