— А я бы ей спасибо сказал, — продолжал Потапов вдогонку. — Доклад сделать — это не в орлянку сыграть!
Но Николай уже не слушал. Он протолкнулся в клуб, увидел свет в маленькой комнатке Анни и открыл дверь. Анни рисовала еще один плакат, точно такой же, какой висел у клуба.
— Что ты наделала! — крикнул Николай и протянул руку к плакату.
— А что случилось? — насмешливо сказала Анни, оттолкнув его руку. — Испачкаешь, краска еще не высохла!
— Ты уже афиши развешиваешь, а у меня доклад не готов! — чуть не плача, крикнул Николай.
— Я так и знала! — спокойно сказала Анни.
— Так чего же ты…
— У тебя еще целый вечер в распоряжении, — пожала она плечами. — А не потребуй с тебя, так ты его и к зиме не закончишь.
— Да ведь ты обещала прочесть! — уже в полном отчаянии воскликнул Николай.
— Я не отказываюсь. Хоть сейчас, вот только отдам плакат, чтобы вывесили в столовой.
Нет, не так, не так собирался Николай заканчивать свой доклад!
Ему все казалось, что времени у него горы, что он еще много вечеров просидит рядом с Анни. И вот она сама все оборвала! Разве смогут они теперь встречаться так часто, как это было в последнее время?
Однако он послушно сходил домой за своими тетрадками, отказался от ужина и вернулся в клуб. Мать не удерживала, — она глядела на сына с какой-то затаенной тревогой. Видно, она уже успела прочитать один из Анниных плакатов, — может, тот, что у конторы, или тот, что у магазина… Николаю казалось, что у него в глазах рябит от собственной фамилии, столько плакатов развесила Анни.
Анни ждала его в своей комнатке, а рядом разливался баян и пел хор. Николай мрачно присел к столу, но когда непослушная прядка Анниных волос коснулась его щеки, вся его мрачность пропала.
— Ну, вот видишь, все хорошо! — торопливо сказала Анни, закончив чтение тетрадок. — Ты перепиши грязные страницы, если хочешь, покажи Матрене Павловне. Пусть она посмотрит с точки зрения стиля. А я побегу к Воронову, надо достать разрешение на инвентарь для воскресника. Представляешь, сколько народу придет? Ужас!
— Никто к тебе и не придет! — сердито сказал Николай. — Небо хмурое, может, еще дождь будет…
— И ты не придешь? — лукаво спросила Анни.
Николай промолчал, и Анни, усмехнувшись, ушла. Он с досады прорвал пером страницу, но делать было нечего, теперь уже от доклада не откажешься! — и продолжал переписывать.
Воскресный день и в самом деле оказался дождливым. Холодный сырой ветер хлестал в лицо, когда Николай вышел на улицу. У клуба никого не было. Николай вернулся домой.
Через несколько минут к клубу подошла Анни. Постояв немного, она медленно побрела по улице, пряча лицо от ветра. Никогда ей, видно, ничего не удастся сделать как следует! А ведь она наобещала Александрову, что комсомольцы помогут превратить Туулилахти в настоящий благоустроенный лесной городок.
Навстречу шел Кирьянен. Столкнувшись на узком деревянном тротуаре, они постояли немного, поговорили. Но никто не выходил из домов. Кирьянен стал утешать девушку, лицо которой, казалось, было мокро не столько от дождя, сколько от слез.
— Перенесем на следующее воскресенье, Анни, — сказал он.
— Да, — дрожащим голосом сказала она, — а в следующее воскресенье снег пойдет. Недаром говорят: «Перед неудачливым охотником и река разливается!»
— Ну, на твой век удач еще хватит! — засмеялся Кирьянен.
В конце концов и они разошлись по домам.
В десять часов к клубу подошел Степаненко с лопатой и железным ломом на плече. Не застав никого, он вернулся к конторе и начал неистово колотить ломом по подвешенному к столбу рельсу — сигнал сбора.
Раздавшийся над поселком звон был настолько тревожен, что многие выскочили из своих домов на улицу, предположив, что где-то случился пожар. Скоро весь поселок пришел в движение.
— На воскресник, на воскресник! — зазывал Степаненко.
Люди беззлобно смеялись над поднятой тревогой. Однако, вернувшись домой, многие все-таки взяли рабочий инструмент и шли к клубу. А Степаненко уже корчевал первый пень на распланированной аллее будущего парка. Анни и Кирьянен, первыми прибежавшие на сигнал, разжигали костер из сваленных в кучу сучьев. Николай робко подошел к ним, опасаясь острого язычка Анни: он пришел последним, а сознаться в том, что он уже был и ушел, казалось еще хуже. Впрочем, Анни улыбнулась ему, и сразу день как будто посветлел.
Вскоре густой дым поднялся до верхушек деревьев, поблуждал среди ветвей, как будто ища выхода, и, выбравшись наконец, расстелился по поверхности реки.
Читать дальше