Иси Меликзаде - Зеленая ночь

Минут через пять вернулся Насир, довольный, улыбающийся.

— Узнала… Ну а как иначе?.. Я ей напомнил. Пойдем вниз, в ресторан. Голодом тебя заморил.

Прежде чем войти в ресторан, Насир постоял в дверях, озираясь:

— А! Вон туда пойдем, в тот угол.

Заказывая ужин, Насир не отрывал глаз от толстой официантки, будто меню было написано у нее на лице. Но занятая своим делом женщина или не замечала, или делала вид, что не замечает, как пристально смотрит на нее Насир.

По случаю благополучного завершения дела Насир заказал себе сто граммов. Каждый раз, когда официантка подходила к их столику, он пристально смотрел на нее, загадочно улыбался, и Алибала боялся, что сейчас он спросит: «Узнаешь меня?»

За соседним столиком сидели два парнишки.

— Видишь ребят? — Насир кивнул на соседей. — Наверняка студенты. — Он окинул их взглядом и вздохнул. — Откуда-нибудь из района… И выпить ничего не взяли… Студенты, откуда у них?..

Он позвал официантку.

— За этих тоже с меня получите, — сказал он, чуть заметно кивнув на «студентов». — Только не говори, что я, обидятся еще, скажи «получено», и все. А это тебе, — сказал он официантке, засовывая ей в карман фартучка пятерку. И добавил все с той же многозначительной улыбкой: — Я тебя знаю.

— Тут меня все знают, — равнодушно сказала женщина.

— Мы с Гарашем, когда в прошлый раз приезжали, всякий раз за твой столик садились. Как войдем, поглядим, какие столы обслуживаешь, туда и идем. Я сейчас нарочно сел, думал, может, узнаешь? А ты вроде нет…

— Не помню что-то… — сказала официантка, глядя на двух только что вошедших мужчин, отыскивающих себе место.

— Ну как же, — не отставал Насир. — Мы с Гарашем вот тут сидели. Еще дали тебе пятидесятирублевку, а у тебя сдачи не было, в буфет ходила менять. Неужели не помнишь?

— Завидная у вас память… — Женщина улыбнулась вошедшим мужчинам и, ничего больше не сказав, пошла им навстречу.

Насир был обескуражен. Лысина и подбородок у него покрылись капельками пота.

— Бывают люди… — задумчиво сказал он. — Мы же ей каждый день по пятерке на чай давали. Один раз он ей десятку сунул. И не помнит!.. А?.. Мне человек десять копеек передаст, я ему десять раз «спасибо» скажу. А этим сколько ни дай, все равно рожу воротят: «Не помню что-то…» А на чай давать нужно. Нужно. С утра до вечера на ногах, а посетители попадаются — на козе не объедешь! Ладно, Алибала, пошли. Главное — дело сделали. Пошли, спать пора, завтра дорога долгая…

Дорога и правда была долгая, и за всю эту долгую дорогу Насир ни разу не встал с места, сжимая в объятьях зеркало. «Разобьешь», — говорил он Алибале, если тот предлагал подержать. Когда автобус подпрыгивал на рытвинах, Насир напряженно выпрямлялся, чтоб не трясти зеркало. Не в состоянии достать платок, он склонял голову набок, поднимал плечо и вытирал щеку о плечо. Потом — другую…

Есть он тоже не выходил. На стоянке Алибала принес ему из столовой пендир с чореком и покормил, как малого ребенка.

— Ладно, — Насир улыбнулся, — главное — дело сделано.

Наконец приехали.

— Не торопись, — сказал Насир. — Пусть выйдут. Толкнут ненароком…

Когда автобус опустел, он наконец, кряхтя, поднялся с места. Ноги и руки затекли, поясницу ломило. Насир сделал шаг, другой и вдруг — будто кто вырвал из рук — уронил зеркало на пол. В руках осталась только намокшая от пота упаковочная бумага. Замерев в дверях, Насир бросил взгляд на Алибалу, потом на осколки зеркала… Швырнул бумагу на осколки и без сил опустился на сиденье. Прошло минуты три, Алибале казалось, что Насир вечно будет сидеть, глядя на осколки зеркала. Но тот поднял голову и негромко сказал:

— Ты иди домой. Скажешь, Насир отправил меня, а сам остался в Баку. Скажи, зеркало будет. А я прямо сейчас в Агдам, поездом поеду. Бог даст, завтра буду в Баку… Иди, сынок, передай брату, пусть будет спокоен… Я с тобой не вернулся, остался в Баку. Понял? — Насир подмигнул Алибале и улыбнулся, так улыбнулся, что у мальчика тоже дрогнули в улыбке губы.

«Не было б этой проклятой остановки!.. Содрать асфальт, перепахать, засадить тополями!..» Зейнал думал так каждый вечер, хотя понимал прекрасно, что, даже если от этой автобусной остановки не останется следа, легче ему не станет. Будет ждать своего автобуса в другом месте, на другой остановке. Когда живешь в одной стороне города, а работаешь — в противоположной, поездок этих не миновать. И, пока держат его ноги, пока не прервалось дыхание, обречен он ждать своего автобуса. Мало того, и после смерти не избавиться ему от городского транспорта; кладбище так далеко от дома, что немыслимо нести тело на плечах. Правда, та поездка будет намного комфортабельней: гроб поставят на большую открытую машину с обтянутым кумачом бортами, и никто не будет толкать его в спину, наступать на ноги…