Юрий Сальников - Нет примирения!

— Ишь ты, силачка! — шутливо подтолкнул Сергей.

Она прильнула к нему, а он почему-то засмущался, закашлялся и, косясь на ребят, отстранил ее с нарочитой грубоватостью:

— Ну, будет, будет…

И деловито обратился к Александру:

— Зачем явились-то: так просто или что-нибудь?

Павлик невесело усмехнулся:

— Что-нибудь.

— Место ему в общежитии надо, — сказал Александр.

— Место? — Сергей взглянул очень внимательно. Посмотрела на Павлика и Лена. — Ну что ж… Будет место. Сегодня на Кешкиной койке поспишь — он в ночную ушел.

— Ладно.

Сергей больше ни о чем не спрашивал, но и ему и Лене стало понятно: случилось у Павлика то, что рано или поздно должно было случиться — это все знали. Но хоть и ожидалось это давно, а все равно неприятно. Поэтому, конечно, и хмурые они такие оба — и Павлик и бригадир…

— В наш город, — сказала Лена, — с середины июля московский театр приезжает. Будем опять коллективно ходить. И вам, как тогда, дежурство устроим, — обратилась она к Александру. — Кому с Димой оставаться, чтобы вы с Надей могли…

— Спасибо. Какое бы дежурство придумать, чтоб на работу она могла…

Лена кивнула:

— Это, конечно, безобразие у нас с домом и с детсадом. В нашем цехе у двух работниц точь-в-точь положение, как у Нади, и я выясняла: осталась внутренняя отделка, да краски нет…

— Какой краски?

— Не знаю. На окна или на двери, что ли.

— Жулики там, вот что! — сердито сказал Сергей.

— А знаете! — вскочила Лена. — Давайте сделаем на строительстве проверку! Правда, правда! — загорелась она, воодушевляясь собственной мыслью. — Вот поговорю завтра же в комитете комсомола с Кондрашовым, и проведем комсомольский рейд!

— Рейд, — повторил Павлик хмуро. — А каким рейдом ему поможешь? — кивнул он на Александра. — Сестре его…

Александр сразу встал.

— Пойду я…

Но, не уходя, начал закуривать папиросу.

И поняли Сергей и Лена, что случилось еще что-то, о чем тоже не стоит сейчас расспрашивать.

— Двинули! — сказал Сергей, обращаясь к Павлику, и добавил, взглянув на бригадира: — Может, и ты зайдешь?

Он знал, что Александр зайдет.

…И сидели они впятером в комнате общежития, при свете настольной лампы. Четверо друзей и Лена. Максим Академик полулежал на кровати, обмотав ноги синим колким одеялом, и рассуждал, жестикулируя раскрытой книжкой:

— В жизни, братцы, всегда так. Рядом с хорошим есть и плохое. Диалектика! Вот и у тебя сестра с пережитками.

— Откуда же у нее пережитки? — воскликнул Павлик. — Ну, если моих взять, — конечно, пожилые, отсталые. А она? Родилась-то в наше время?

Ему ответила Лена:

— Пережитки от возраста не зависят. Пережитки появляются тогда, когда у человека нет настоящей цели в жизни.

— У каждого человека есть своя цель! — возразил Сергей.

— Да, но смотря какая! Я ведь говорю о настоящей! Большой!

И спорили… До хрипоты в голосе спорили.

Максим кричал:

— Свадьбы допускать нельзя, нельзя!

— А как ты ее не допустишь? — опять возражал Сергей. — Жениться никому не запретишь!

И снова спорили.

Конечно, ни к какому решению не пришли — да и не ждал Александр, что найдется сразу решение, но стало от этих споров как будто теплее, легче на сердце…

…Он возвращался домой медленно, снова и снова обдумывая происшедшее.

Да, жениться Григорию Свиридину не запретишь. И Дарью силой около себя не удержишь.

Так, может, совсем не обращать на них внимания? Пускай преуспевает Свиридин! Пускай продает подкрашенную водицу Дарья! И уж пускай в конце концов создают они свою семью — ведь это их личное дело!

Личное?

Значит, примириться? Нет! Но что же делать? Что?..

Через неделю Григорий объявил о свадьбе.

Это случилось в день получки.

Около окошечка кассы толпился народ. Александр с ребятами уже расписались в ведомости и отошли в сторону, когда подбежал Свиридин:

— Синьоры, извините! Моя очередь!

Стоящие сзади зашумели, но он встал перед Салимжаном:

— Скажи им, Тамерланович, один-два в мою пользу!

И воткнулся в окошечко плечами.

— А ну, гони его! Вылетай! — раздались голоса.

Кое-кто затеребил Григория, но он только отпихивался и, наконец, повернулся с веселым видом:

— Готово, синьоры! — и хлопнул по пачке пятирублевок. — К бумажке — бумажка, опять сотняшка! А у тебя, Тамерланович, хоть не густо, зато первый собственный капитал, — подмигнул он и засмеялся. — Спрыснуть не мешает по такому поводу, а?

— Верно! — поддакнул оказавшийся поблизости, как всегда лоснящийся от пота, курносый толстяк.