Юрий Сальников - Нет примирения!

— Что сама?

— Ну, сама на это идет?

— Куда идет?

— Ну, к цели своей?

— К какой цели?

— А про это уж ты ее спроси, на что она там рассчитывает.

— Рассчитывает? — Павлик опять вскочил, замахав обеими руками. — Нет, нет, брось! Она не такая! Запутали ее! Да, да! И он и тетка! А мы смотрели, чего-то ждали! А я вот скажу тетушке… Сейчас же скажу! Ты вот что… Ты… Прощай!

Он торопливо тряхнул Максиму руку и побежал.

Ворвавшись в кухню, он крикнул с порога:

— Тетя!

— Тс-с…

Она стояла в комнате на диване, приложив ухо к стене, и обернулась с выражением необыкновенного интереса на лице.

У Бобровых громко звучали голоса.

— Заедают девчонку, истинно заедают! — бормоча под нос, Авдотья Мироновна сползла с дивана и, сунув ноги в просторные войлочные шлепанцы, качая шишкастой, в оранжевой косынке головой, засеменила из комнаты.

Предчувствуя недоброе, Павлик бросился за ней:

— Тетя!

На веранде он догнал ее и попытался остановить, но она, небрежно отстранив его, вошла к Бобровым. И сразу донесся до Павлика через открытую дверь ее голос:

— Позор, соседушки, позор! Я за стенкой и то не вытерпела.

— Тетя, — Павлик влетел в комнату. — Не вмешивайтесь в чужие дела!

— А что они из себя корчат, ты слышал? Работа им, видишь ли, моя не нравится…

— Успокойтесь, Авдотья Мироновна, — сказал Александр. — Каждому свое…

— Так почему же ты против, братец? — насмешливо спросила Даша. — Вот и мне нравится! Да, да! Не веришь? Ну, так вот! Мама до старости дожила, а что в жизни видела?

— При чем тут мама? Она без отца четверых нас после войны поднимала. Тянулась, пока всех в люди вывела!

— Ах, тянулась? Ну, так вот! — повторила Даша с какой-то мстительной злорадностью. — А я не желаю тянуться! Не желаю наряды из старого барахла перекраивать! На обновы по крохам годами копить! Во всем себе отказывать! Хочу всегда хорошие платья носить! И белье! И туфли!

— Кто же этого не хочет?

— Вы, должно быть! Вы, мечтатели! Квартиру два года ждете — и довольны! Красивой сказочкой с детства тешишься: стекла в домах золотые! Огни для других зажигать! А я для себя хочу!

— Не тот путь избираешь, сестрица!

— А ты мне хоть что говори! Хоть что! Все равно по-своему сделаю! Жить так жить! И не когда-нибудь, а сейчас, сегодня!

— Истинно, истинно! — обрадовалась Авдотья Мироновна. — Не поддавайся ему, голуба, ни за что не поддавайся. Хочешь, к нам пойдем? Мы с Иваном Терентьевичем так же когда-то на зависть некоторым начинали, и ничего! Живем не жалуемся. Свой хлеб жуем, у соседей не просим. И тебе всё в лучшем разе устроим…

— И вправду, должно быть, чужие добрее своих, — сказала Даша, берясь за чемодан.

— Куда ты? — испугалась Надя.

— Истинно, истинно! — засуетилась Авдотья Мироновна, выхватывая у Даши чемодан.

Павлик подбежал к ней:

— Оставьте, тетя!

— Берите, Авдотья Мироновна! — сказала Даша, сдергивая с вешалки сиреневое платье.

— Не делай глупостей! — преградил ей дорогу Александр.

— А ты не сердись, братец, — миролюбиво улыбнулась она. — За хлеб-соль спасибо, а пути у нас разные — сам признал. Я еще с первых дней сказала: долго у вас не задержусь, так что не поминайте лихом…

Авдотья Мироновна услужливо поволокла чемодан.

— Тетя! — Павлик выскочил вслед за ней на веранду.

— Молчи! — она отбросила его руку, ногой толкнула дверь в свою половину.

— Что за шум, а драки нету? — послышался бас.

На веранду поднимался Иван Терентьевич — костлявый и, как обычно, угрюмый, с пронзительными острыми глазками, в черной кожанке, в кирзовых сапогах. Он кольнул подозрительным взглядом племянника и тоже вошел в дом.

Павлик оглянулся. Прислонившись к косяку и опустив бессильно руки, на пороге стояла Надя.

Ни слова не говоря, Павлик шагнул к двери, за дядей.

…Уже у стола, как желанная гостья, сидела Даша.

В кухне на табурете переобувался Иван Терентьевич.

Авдотья Мироновна шныряла из комнаты в кухню и обратно, расставляла на столе посуду. И тараторила без отдыха, обращаясь то к Даше, то к мужу:

— В обиду тебя не дадим, голуба, не бойся! Встретил братец сестрицу — нечего сказать! От такого счастья отговаривать вздумал! Упустить торговую точку на главном проспекте! Да мы с Иваном Терентьевичем все оформим, как положено! Оформим, Иван Терентьевич?

— Заметано! — пробасил он.

Авдотья Мироновна закивала:

— Конечно, потом и отблагодаришь кое-кого…

— Не без этого! — опять пробасил Иван Терентьевич.