— Темно у нас в семейной квартире, темно и пусто. Каждый живет своей жизнью, своими думами. У каждого свои дела, свой мир.
— Да, у тебя свой, замкнутый от меня мир! — с обидой сказал он. — И в мою душу тебе не хочется заглянуть, а мне ведь тоже сейчас нелегко.
Замолчал, почувствовав себя вдруг несчастным, непонятым.
Нина не слышала его слов. Собственная обида заслонила все, она не могла говорить сейчас ни о чем, кроме своего горя.
— И ты еще смеешь говорить, что любишь меня!.. Странная это любовь, не пойму я ее. Я старалась быть лучше, отдавала тебе всю нежность, всю заботу. А ты?
Если бы расплакалась, стало бы легче. Но слезы не шли, и камень на сердце давил сильнее.
— Ты принял все равнодушно, как должное, само собой разумеющееся! Ты…
Она задохнулась, но снова заговорила:
— Помнишь, что ты писал мне год назад? «Десять лет мы идем друг к другу и скоро, скоро встретимся, чтобы пойти дальше вместе, рядом». Помнишь? Это твои слова. И вот мы встретились, но наши дороги не слились, а разошлись. Нет, не разошлись. Ты оставил меня на перекрестке, а сам… И сам ты не далеко продвинулся вперед!
— Нина!
— Нина, Нина… Мещанка твоя Нина! И это благодаря тебе. Ты лишил меня всякой самостоятельности, парализовал волю, мечты, всю мою жизнь!
Стрельцов побагровел, крикнул зло, едко:
— А ты что, командовать мною думала? Чтоб я блины вместо тебя стряпал?!
— Какой ты!.. — не хватило слов, воздуха.
— Свинья, да? — Он совершенно потерял самообладание и швырнул на пол недокуренную папиросу.
К Нине снова возвратилось спокойствие, которое вначале поразило его.
— Подними. Я сегодня мыла пол.
Но он уже не думал о ней, хотелось только одного — унизить, больно задеть, сказать грубость.
— Еще раз вымоешь, все равно делать нечего!
И она не выдержала. Глаза сверкнули гневом и такой ненавистью, что Стрельцов отшатнулся. Она круто повернулась и бросилась выдвигать из-под кровати чемоданы.
— Ты что надумала? — спросил он, пораженный, и сразу обмяк, сказал потухшим голосом: — Если окурок может служить причиной — уезжай.
Она распахнула шифоньер, сорвала с вешалок платья, но отбросила их на диван.
— Мне твоего ничего не нужно!
— Нина, — спохватился, попытался предотвратить беду, но было уже поздно. Она не слушала его, лихорадочно укладывала чемодан.
Ему стало жарко. Еще мгновение, упал бы перед женой на колени. Этого он не мог допустить и, схватив шинель, шапку, бросился вон.
Дождь усилился и, судя по задернутому облаками небу, зарядил надолго. Собрав вещи, Нина оделась и вышла на улицу. Ей скоро удалось найти попутную машину, шофер согласился заехать за багажом.
В блестящем от дождя плаще Нина вошла в комнату, откинула капюшон, наклонилась снять грязные боты, но передумала. Окинула взглядом комнату. На миг пробудилось сожаление, но она вспомнила недавний скандал и вздрогнула. «Нет, нет! Скорее уехать, скорее уехать…»
Подошла к столу, вынула из рамки свою фотографию и спрятала в сумочку.
С улицы донесся сигнал автомобиля. Не медля больше, она взяла чемоданы, вынесла их за дверь, возвратилась за саквояжем и, не оглядываясь больше, ушла. Ключи отдала соседке.
— Куда ты, Нина?..
Через окно, залитое ручейками воды, Матильда Ивановна увидела, как шофер взял у Нины вещи, забросил их в кузов и накрыл брезентом. Нина с саквояжем скрылась в кабине. Матильда Ивановна с трудом перевела дух. В руках она все еще держала ключ от квартиры Стрельцова. Неодолимое любопытство толкнуло посмотреть, что там делается.
Она отперла замок. Нащупав выключатель, зажгла свет и застыла в изумлении. У кровати лежал опрокинутый стул, в раскрытом настежь шифоньере сиротливо висели офицерские костюмы, на диване в беспорядке валялись платья. Боязливо озираясь, Матильда Ивановна прошла к дивану, подняла платье, сшитое из материала, который она уступила когда-то, приложила к груди. «Напрасно все-таки я продала тогда этот отрез», — подумала с сожалением.
Кто-то постучал.
— Войдите, — сказала Матильда Ивановна, забыв, что находится не у себя дома, но, увидев Варвару Ильиничну, смущенно отложила платье.
— А где хозяйка?
— Добрый вечер.
— Здравствуйте.
— Уехала.
Варвара Ильинична спокойно присела на стул и спросила:
— Когда?
— Только что. Зашла, отдала ключи и — «прощай»! Я даже слова сказать не успела.
— Почему так спешно?
— Из-за дорожки.
— Какой дорожки?
— Вышитой! Сергей Васильевич лег на нее с грязными сапогами. Нина ужасно обиделась и устроила грандиозный скандал! Я все слышала: здесь такие стены… — Она обрадовалась, что нашла собеседницу, которой можно рассказать удивительную новость. — Я своему Панюгину давно говорила: бросит его и уедет к себе, на запад!
Читать дальше