Илья Миксон - Святое дело

Краснов бросился к кабине.

Перепуганный водитель в оцепенении изо всех сил тянул рычаг ручного тормоза. При ударе Стрельцов получил кровоточащую ссадину на темени.

— Живы? — обрадовался Краснов.

— К сожалению… — хрипло ответил и сморщился.

«Легко отделались», — подумал Краснов и увидел Савичева. Неестественно напряженный взгляд выдавал нестерпимую боль. На бледном, без кровинки, лице — виноватая улыбка.

— Прижало малость…

Подоспел Иван Павлович, озабоченно ощупал руку и покачал головой.

— Вероятно, закрытый перелом. Придется в госпиталь.

На руку Савичева наложили шину.

Через десять минут приехал Родионов. Осмотрев место аварии, немного успокоился и приказал лейтенанту Краснову возглавить батарею, а Стрельцову — продолжать путь в тыловой колонне, с санчастью.

Фельдшер повез Савичева на станцию, где должен был пересесть с ним в поезд и доставить пострадавшего в госпиталь.

Не доезжая до района огневых позиций, пришлось развернуться для встречного боя. Рота танков с батальоном пехоты «противника» атаковала колонну на марше. Генерал проверял сколоченность батареи. Краснов не ошибся, предугадывая, что генерал испытает взаимозаменяемость орудийных номеров. И в самом деле, повинуясь командам генерала, постепенно выбыли из строя все основные номера — наводчики, замковые и даже командиры орудий.

К концу «боя» первым расчетом командовал ефрейтор Фиалкин, вторым — Синюков. Генерал остался доволен, позвал к себе лейтенанта и пожал руку.

— Всему личному составу — благодарность!

Краснов сиял. Солдаты, довольные, вытирали лица, мокрые от дождя и пота.

А дождь все лил, то затихая, то усиливаясь, будто хотел задержать солдат. Но ни дождь, ни наступившая ночная темень не в силах были помешать им. Шинели набухли. Никто уже не помышлял укрыться от дождя. Не было смысла: промокло даже нательное белье.

В полночь окопы были отрыты, орудия установлены. Краснов приказал развести костры и высушить одежду. Сам он почти до рассвета с командирами орудий готовил документацию. В пять утра радист передал координаты наблюдательного пункта, и Краснов, не обсохнув и не отдохнув, ушел вперед, оставив за себя старшего сержанта Ваганова. Перед уходом попытался связаться с санчастью, но не удалось.

От походной железной печки в санитарной палатке было жарко. Стрельцов забылся тяжелым сном и проснулся только утром. От завтрака отказался, но санитарка, пожилая женщина, уговаривала до тех пор, пока не взялся за ложку. Едва успокоенная санитарка отвернулась, отодвинул котелок.

— Не могу.

— А ты серчай на нее, серчай и ешь!

Стрельцов улыбнулся и съел несколько ложек каши с мясом.

— Спасибо и на том, — сказала удовлетворенно женщина. Можно было подумать, что больной оказал ей личное одолжение.

Весь день Стрельцов не находил покоя и шагал из угла в угол. Приходилось горбиться, чтобы не задеть забинтованной головой темно-синий фланелевый потолок санитарной палатки. Несколько раз он был вынужден отдыхать на своей постели: кружилась голова.

Вдали стреляли орудия. Звуки выстрелов долетали сюда, как глухой удар барабана. Стрельцов никак не мог сосредоточить свою мысль на одном: начинал думать о Нине, но, услышав выстрел, тревожился за батарею.

«Почему Краснов ведет огонь только одним орудием? Неужели никак не пристреляет репер?.. Что он медлит там, черт возьми? Ага, заработала вся батарея. Хорошо…

Как глупо получилось! Она уехала совсем, навсегда… Все-таки болит голова.

Опять замолчали. Не заклинило ли затвор?..

Ох, Нина, Нина! Глупенькая девочка, чего ей недоставало? Разве я не любил ее?..

Ага, опять стреляют. Молодчина, Краснов! Только бы не подвел. Впрочем, теперь уже все равно: авария сведет на нет все успехи…

Каким чудом машина остановилась? Да, Савичев спас, а сам пострадал…

Отчасти она права… Я очень виноват перед нею. Но ведь и я не сидел сложа руки, работал…

Неужели стрельба закончилась? Не может быть, что-то рано. Наверное, Краснов не выполнил задачу, и генерал прекратил стрельбу…»

В полдень пришел майор Лукьянов. Откуда он узнал, что Нина уехала? Пришлось рассказать все подробно. Замполита интересовали детали. Стрельцова он слушал внимательно, не перебивая. Наступило тягостное молчание. Стрельцов ожесточенно курил.

— Значит, из-за салфетки? — прервал молчание Лукьянов.

По тону нельзя было определить, осуждает Стрельцова или поддерживает. Стало обидно за Нину.